Говорят, что шансы летают над головой постоянно. Нужно только обратить внимание на них и протянуть руку. Только не подумайте, что шансы летают в виде демонов-искусителей. Просто видящий может видеть и, соответственно, слышащий может слышать. Это не раз мною проверено. И вот так случилось. Мой личный по судьбе чёрт из табакерки вновь проявился. Как-то тот же самый Саша Юдов позвонил моей жене и позвал на запись песен для пластинки Аллы Пугачёвой «Как тревожен этот путь» на фирму грамзаписи «Мелодия». Я в это время был на гастролях в городе Комсомольск на Амуре. К этому времени Чуйкин и Юдов устроились в коллектив Аллы Пугачёвой после ВИА «Лейся, песня». Им было не комфортно в чужом обществе. Старики группы «Ритм» приняли не очень. А Юдову нужно было иметь свои тылы. Чуйкин пошёл в замы Евгения Болдина, который стал уже не только директором коллектива, а ещё и уже как около года гражданским мужем. Вот таким образом меня и решили позвать в помощь, так сказать. Имя Аллы тогда для меня было полной абстракцией. Что-то конечно пронеслось на тему Арлекина, да и то в связи с ВИА «Весёлые ребята» и Павлом Слободкиным. Но песенка не соответствовала моим критериям и канула в лету в виде ненужной информации. Эта болгарская песенюшка вообще не воспринималась в рок-сообществе. Я отчаянно любил рок-музыку и не слушал советскую эстраду в свободное время. Только на работе и за деньги. Короче, приехал я со своей любимой гитарой «Гибсон» с красивым названием «Мелоди мейкер» на студию «Мелодия». В один день записал партии гитар для песен «Я больше не ревную», «Лестница», «Я устала быть хорошей». В конце смены через стекло студии я увидел вошедшую в аппаратную женщину. Для меня это воспоминание до сих пор является экстраординарным. Вошла не женщина, а что-то сверкающее с огромными бездонными глазами. Пардон, но этот образ так и зафиксировался в готовом к сенсациям моём юном мозгу. Помню толи плащ, толи длинное размахаистое пальто. Я через стекло, стоя с гитарой, посмотрел в её глаза, … резкость ушла, и я поплыл в эти сверкающие глаза … и поселился где-то внутри. Для исторической справедливости заявляю, это была не эротика, не влечение в чистом виде. Я в данную секунду доигрывал партию на гитаре. То есть моя личность, по крайней мере, её музыкантская половина, была не запятнана ни в каком грехе. Может, вот так и становятся осознанными сектантами? Не знаю.
В этот вечер я после записи должен был уехать в «Лужники» и выступать на малой спортивной арене в составе ВИА «Коробейники» совместно по отделению с Ириной Понаровской. Когда после записи я вошёл в аппаратную, сверкающая женщина сказала мне «привет» и пригласила домой пить чай. Я в ту же секунду забыл про концерт, Ирину (да простят меня боги) и всю свою жизнь. Вот и пил я тот чай 30 лет. Видимо, случилось наваждение или внезапный акт шаманства. Не знаю. Пробило по полной программе. Может, мой неокрепший организм в борьбе за «это» желал какого-либо переворота в душе? Диагноз до сих пор не сформулирован. Да и после долгих лет службы примадонне нет никакого желания копаться в тех наивных эмоциях. К примеру. Сидим как-то вдвоём у Аллы дома. У камина на Тверской. Вдруг она говорит: подожди, не уезжай. А я не уже помню… что-то надо было сделать в городе.
— Приедет очередной автор. Давай послушаем, чего там.
Вскоре звонок в дверь. Люся впускает ни много ни мало — Евгения Мартынова. В то время он один на фортепиано реально собирал стадионы. Потрясающий мелодист. Женя скромно заходит, садится за белый рояль в гостиной и начинает петь свои новые песни. Алла послушала, поболтала немного и, сославшись на репетицию с ансамблем, проводила композитора. Походила, помурлыкала… Потом повернулась ко мне и спрашивает:
— Ну хорошо. А у тебя что за душой. Поиграй…
Товарищи. Я, во-первых, не готовился. Во-вторых, особо готовых песен не было. Я просто сел за рояль и наиграл какую-то музыку. Алла смотрела на меня своим знаменитым мерцающим взглядом и молчала. После музицирования я рассмеялся и сказал, что пока я не композитор, но вскоре… Она улыбнулась и, встав со стула, ответила:
— Посмотрим, подождём.