Читаем Житие мое 2003 полностью

И тут вернулся водитель, вместо ведра волоча какую-то кошелку. Он вышел на середину улицы, зачем-то осмотрелся по сторонам, изумленно уставился на гусей, сбившихся в дрожащую кучку в углу двора и, видимо, торопливо бросающих жребий, кого отправлять ко мне на заклание, дабы уберечь от сей плачевной участи всех остальных, и удивленно вопросил: "Странно, что-то гуси к канаве гулять не идут… ребята, шуганите их кто-нибудь со двора, пока я машину заведу, а?!"

Он долго не мог понять, почему после этих слов его машина затряслась так, словно в ней кого-то защекотывали насмерть!!!!

…разумеется, во избежание инфарктов среди гусей шугать их отправился он сам…:-)))

#


Как мы переезжали в новое здание…:-)))

(Свернуть)


Тем, кто представляют НИИ микробиологии чем-то вроде закрытого бункера с десятью степенями защиты из американских фильмов типа «Вирус», я рекомендую на подходе к нашему институту взять в зубы что-нибудь вроде тапочка. Чтобы не заорать от ужаса, увидев НЕЧТО, больше всего напоминающее многоэтажную избушку бабы-яги на последнем издыхании, с уже отвалившимися лапами. Горячая вода в нем текетЪ только летом, причем из обеих кранов, в туалете можно во всех подробностях изучить раскореженное нутро несливаемого унитаза, а по комнатам полчищами разгуливают тараканы и белые мыши (от которых сотрудники в ужасе шарахаются, справедливо полагая, что эти твари сбежали из лабы особо опасных инфекций).

На входе в этот памятник седой старины времен Коха и Пастера висит мемориальная доска о присвоении институту некоего звания, вроде как Красного Ордена, издалека здорово смахивающая на весело плесневеющую надгробную плиту. Помнится, летом, когда нам надо было оформлять сборник тезисов для конференции, директор возжелал украсить обложку видом нашего здания (хотя я во избежание инфарктов среди зарубежных гостей советовала ограничиться близлежащий помойкой). В итоге несчастный фотограф нарЕзал вокруг здания по меньшей мере пять кругов, выискивая вид получше, и наконец остановился на том, что выходит на улицу. Который был не то чтобы получше, а просто погуще заслонен деревАми и прочей радостно буяющей флорой типа кустов (на фоте он здорово смахивал на здание следственного изолятора, а при более пристальном рассмотрении снимка под забором обнаружилось колоритно развалившееся тело зама по ОХЧ, употребившего внутрь двести грамм того, что мы обычно наливаем в спиртовки).

Короче, когда нам объявили, что институт переезжает в новое здание, а на месте этих жуткого бункера воздвигнут то ли казино, то ли супермаркет, устаривать акции протеста вокруг близстоящего тополя с плакатами "Мы вам покажем!" мы не стали. Дело пошло весьма живенько. За каких-то пару месяцев директор ухитрился отселить в новое здание все корпуса, кроме нашего, включая административное здание с бухгалтерией. Нам тоже велели складываться, и мы с девчонками, трудолюбиво упаковав аж пять коробок всякого барахла, которое по-хорошему надо было бы снести вместе со зданием, сели пить чай и мрачно каркать над перспективами. Ибо новое здание располагалось у черта на куличках, было совершенно не приспособлено для опытов, сидеть там предстояло на одном этаже с шефом, к тому же прошел слух, что все деньги ушли на переезд, и премии в этом квартале нам не обломится.

Итак, мы уныло жевали выложенный на стол общак из сабоек и с ужасом разглядывали в окно, как строитель ломает третий (неделю назад еще жилой) корпус института… ногой в кирзовом сапоге. То есть он стоял на втором этаже и задумчиво пинал ногой в стену а-ля пресловутый Нео из Матрицы, а вниз градом сыпались кирпичи.

— Полный пинцет, — изрекла Катька, заменив этим тематическим словом созвучное нецензурное. — Ща и мы вместе с полом на третий этаж провалимся.

— Или особо опасники с пятого — к нам, — мрачно подтвердила я.

Катька представила сыплющуюся ей на голову чуму и эболу и, подумав, сообщила-таки народный вариант первоначального слова.

В ту же секунду, как по зову, в лабы дверях возникло три хиленьких мужичка.

— Мы — грузчики! — радостно объявили они. — Чевой тут у вас грузить?

— Нас, — мрачно буркнула Наташа. — Вместе со стульями.

Грузчики восприняли приказ буквально и, повыхватывав из-под нас стулья, поволокли их к лифту. Чаепитие пришлось срочно свернуть, мы расселись на подоконнике и стали с возрастающим фатализмом наблюдать, как грузчики выносят из нашей лабы все, что не прикручено, прибито или попросту не прикорело к полу за десятилетия службы. Только Катька, как подстреленная, около получаса носилась по коридору, вереща, что вот в этой коробке Очень Ценный И Хрупкий Прибор, а вон ту вообще лучше всего поднимать плавным телекинезом. Потом из коридора послышались громкие маты грузчика (благополучно уронившего одну из особо ценных коробок с еще более особо ценным прибором) и душевные комментарии Катьки (объясняющие, на чью ногу брякнулся прибор). Хромающая Катька вернулась в разоренную лабу и обреченно влезла на подоконник рядом с нами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кланы Америки
Кланы Америки

Геополитическая оперативная аналитика Константина Черемных отличается документальной насыщенностью и глубиной. Ведущий аналитик известного в России «Избор-ского клуба» считает, что сейчас происходит самоликвидация мирового авторитета США в результате конфликта американских кланов — «групп по интересам», расползания «скреп» стратегического аппарата Америки, а также яростного сопротивления «цивилизаций-мишеней».Анализируя этот процесс, динамично разворачивающийся на пространстве от Гонконга до Украины, от Каспия до Карибского региона, автор выстраивает неутешительный прогноз: продолжая катиться по дороге, описывающей нисходящую спираль, мир, после изнурительных кампаний в Сирии, а затем в Ливии, скатится — если сильные мира сего не спохватятся — к третьей и последней мировой войне, для которой в сердце Центразии — Афганистане — готовится поле боя.

Константин Анатольевич Черемных

Публицистика
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза