- Не о чем тебе со мной гуторить, - отвечала Настя, потупив голову и прибавляя шагу.
Ей все становилось неловче; Степан ей казался страшным, и она от него бежала.
- Что ты бежишь? - спросил Степан.
- Ко двору спешу.
- Чего опешить, ночь еще велика.
Настя промолчала.
- Посидим, - оказал Степан. Настя не отвечала.
- Посидим, - повторил Степан и взял Настю за руку. Настя оттолкнула нетерпеливо его руку и гневно оказала:
- Это что затеял!
- Бог с тобой! Чего ты! Неш я худое думал? Я только так, побалакать с тобой, - отвечал Степан, нимало не сконфузясь. - Я вот что, Настасья...
Настя шла молча.
- Слышь, что ль? Я... по тебе просто умираю. Настя не поднимала глаз и все шла.
- Скажи словцо-то! - приставал Степан.
- Что тебе сказать?
- Полюби меня.
- Поди ты с любовью!
- Ведь мы с тобой оба горькие.
- Так что ж.
- То-ись, господи, как бы я тебя уважал-то! Настя не отвечала.
- Так ведь жизнь-то наша пропадает, - продолжал Степан.
- Мало, видно, тебе еще твоего горя-то, любви захотел.
- Да неш любовь-то горе?
- А то радость небось из нее будет?
- Да хоть бы пропасть за тебя, так бога б благодарил.
Настя опять не отвечала.
- Горький я, - произнес Степан.
- Полно плакаться, у тебя неш мало.
- Да что они мне? тьфу! Больше ничего. Меня твоя душа кроткая да доля кручинная совсем с ума свели. Рученьки мои опускаются, как о тебе згадаю.
- Что болтать! Когда ты меня зазнал-то? Когда полюбить-то было?
- Тянет меня к тебе, вот словно сила какая, на свет бы не глядел; помер бы здали тебя.
- Прощай! - сказала Настя, повернув к своему задворку.
- Касатка моя! голубочка! постой на минутку.
- Прощай, не надо, - повторила Настя и ушла в двор.
Всю ночь снился Насте красивый Степан, и тоска на нее неведомая нападала. Не прежняя ее тоска, а другая, совсем новая, в которой было и грустно, и радостно, и жутко, и сладко.
Прошло три дня; Настя не видала Степана и была этому словно рада. Он косил где-то на дальнем загоне. Настя пошла вечером опять стряпаться, а Степан опять сидел на рубеже. Хотела Настя, завидя его, свернуть, да некуда. А он ей уж навстречу идет.
- Здравствуй! - говорит.
- Здравствуй! - отвечает Настя, а сама загорелась.
- Я ждал тебя, - говорил Степан.
- Зачем ждал?
- Помолиться тебе за мою любовь за горькую.
- Ничего из этого не будет, - отвечала Настя.
- Да за что ж так! Аль ты мне не веришь?
- У тебя есть жена, ребята. Их смотри лучше.
- Я все равно пропаду без тебя.
- Я этому не причинна.
- Противен я тебе, что ли? так ты так и скажи.
Настя промолчала.
- Дай хоть рученьку подержать.
Настя ничего не отвечала и не отняла руки, за которую ее взял Степан. Так они дошли до Настиного задворка.
- Скажи: будешь ты меня любить? - спросил Степан.
- Прощай, - отвечала Настя и скользнула в ворота.
Ей было жаль Степана. Его она подвела под свою теорию, что всем бы людям было счастье любовное, если б люди тому не мешали. Настя чуяла, что она любит Степана и что ей его любить не следует.
Отстряпалась Настя; старик запряг ей телегу, и она повезла сама в поле пищу.
- Нехай лошадь там останется до вечера, - сказал свекор. - Мне не по себе, пусть кто из ребят вечером приведет али Домка приедет.
Повезла Настя обед. Под ярочком, слышит она, дитя плачет. Смотрит, бабочка идет в одной рубахе, два кувшина тащит со щами да с квасом, на другой руке у нее ребенок сидит, а другое дитя бежит издали, отстало и плачет.
- Мама! мама! ножки устали, ой, мама! - кричит ребенок, а мать идет, будто не слыша его плача. Не то это с сердцов, не то с усталости, а может, с того и с другого.
Нагнала Настя мальчика, остановила лошадь - и посадила ребенка в телегу. Дитя ей показалось будто знакомым. Мать, услышав, что ребенок перестал плакать, оглянулась. Настя узнала в ней Степанову жену.
- Уморилась ты, бабочка? - сказала Настя Степановой жене.
- Смерть устала, - отвечала та.
- Садись, я тебя довезу.
Баба поблагодарила, отдала Насте грудного ребенка, поставила кувшины и села.
- Что ты малого-то заморила? - спросила Настя, гладя по голове мальчика, который жевал данную ему Настей пышку.
- А пусто ему будь! Измучил он меня. Тут тяжела, а он орет. Чего увязался? - крикнула она на мальчика.
Мальчик ничего не отвечал и, дернув носом, опять укусил конец пышки.
- Любит, знать, тебя, - заметила Настя.
- Как же! Баловаться ему хочется: "К бате пойду!" - передразнила она ребенка. - Далеко ушел?
- Видно, отца любит?
- Да как же! Все баловство одно.
Настя рассматривала Степанову жену. Теперь она показалась ей совсем хорошенькой, но в глазах у нее она заметила какое-то злое выражение.
У Прокудинского загона Степанова жена сошла и понесла свои кувшины; а за нею по колкому жнивью, подхватывая ножонки, побежал мальчик, догладывая свою пышку.