Через несколько дней после знакомства, в начале апреля 1949 года, их обоих присоединили в качестве радистов к подразделению, выполнявшему операцию по «зачистке» от ополченцев горных районов Навпактии. Во время одного из боёв их взвод был вынужден отступить. Отступая, Пантелис споткнулся и с размаху упал на камни ничком. Рация, которая висела у него за плечами,[73]
так сильно ударила его по спине и по голове, что он потерял сознание.Когда весь взвод добежал до безопасной зоны и укрылся в окопах, Арсений увидел, что Пантелиса с ними нет. Он порывался бежать за товарищем, но другие солдаты держали его за руки и говорили: «Пантелиса убили. Не надо за ним возвращаться, а то и тебя убьют». Взводный, боясь, что Арсений, побежав искать друга, выдаст их местонахождение ополченцам, запретил ему высовываться из-за бруствера, угрожая в противном случае открыть огонь ему в спину. Но Арсений вырвался из рук сослуживцев, скинул рацию и, презирая опасность, вылез из окопа и побежал в сторону ополченцев. Кроме Бога его никто не прикрывал. Пробежав около трёхсот метров, Арсений увидел лежащего без сознания Пантелиса. Арсений взвалил на спину его и рацию и пополз обратно. Все солдаты с тревогой наблюдали за происходящим, боясь пошелохнуться, потому что ополченцы находились совсем рядом и в любую секунду могли открыть огонь. Но пока Арсений с Пантелисом полз, не раздалось ни единого выстрела. Когда Арсений затащил Пантелиса в окоп, взводный сказал: «Видно, твой святой тебя сильно любит, вот он тебя и спас. А ты спас своего товарища».
Когда Пантелис пришёл в себя и узнал, что произошло, он стал спрашивать у Арсения, кто из святых его покровитель. Арсений рассказал ему о святом Арсении, о его чудесах в Фарасах и погребении на Керкире. Исполненный благодарности Пантелис стал говорить Арсению, что дарит ему земельный участок на Керкире рядом со своим домом, что после войны они построят там Арсению дом и всю жизнь проживут рядом как братья. Но Арсений по секрету рассказал Пантелису, что как только закончится война, он уйдёт в монастырь и станет монахом. Так впоследствии и случилось: Арсений не принял предложения жить рядом с Пантелисом на Керкире и стал афонским монахом. Но зато пятьдесят лет спустя Пантелис стал монахом на Святой Афонской горе и получил имя Арсений.[74]
До конца своих дней он питал огромную любовь и благодарность к своему другу и спасителю, и с годами эта любовь становилась сильнее и глубже.А в Арсении становилось всё сильнее доверие силе молитвы. Когда в одном из следующих боёв их опять окружили ополченцы и весь взвод, прижавшись к земле, лежал в окопах, Арсений даже не пытался установить антенну рации, чтобы вызвать подкрепление с воздуха. Вместо этого он, к изумлению всех, поднялся во весь рост и, воздев руки и взор к небу, сам стал «духовной антенной», через которую шёл молитвенный сигнал, призывающий
Рейды по горам продолжались. Теперь едва ли не единственной заботой Арсения было идти на какую угодно жертву ради того, чтобы спасти и защитить своих сослуживцев. Однажды ночью ополченцы вырезали несколько солдат из их взвода, которые стояли в дозоре. После этого Арсений каждый день смотрел график нарядов и караулов и, если видел, что в дозор назначили кого-то из женатых, шёл к командиру и просил вместо них отправить в дозор его, хотя радисты от дозоров освобождались.
– Куда ты сам на рожон лезешь?! – не соглашался командир. – А если тебя убьют?
– Прошу вас, господин командир, – настаивал Арсений. – У него ведь дети. А я что так, что эдак, всё равно не усну: у меня за него сердце болит.
Иногда Пантелис вызывался идти в дозор вместе с Арсением и говорил:
– Если убьют, так обоих.
– Не бойся, – отвечал Арсений. – Бог сохранит – и не убьют.
И действительно, когда ночью в дозоре был Арсений, стояла тишина. Никто не стрелял и не нападал, и Арсений всю ночь мог горячо и от сердца молиться.
Когда была возможность, Арсений спрашивал разрешения у командира и уходил из лагеря ради большего безмолвия и возможности помолиться. Однажды Пантелис, заметив его отлучки, решил за ним проследить. Он увидел, как Арсений зашёл в глубь леса и остановился в уединённом, тихом месте. Осмотревшись и убедившись, что его никто не видит, он начал «духовно изливать» всё, что скопилось у него внутри. Он умилительно пел церковные песнопения и делал много земных поклонов. Потом он опускался на колени и какое-то время стоял так, с воздетыми вверх руками, потом опять вставал на ноги и продолжал поклоны.
В Окружном военном управлении