Бѣ бо, рече, нѣкьто человѣкъ от иных стран, живыи на селѣ своем и слышав яже о святомь, и абие оставляет дом и приходит, яко да видить его. Бяше бо, яко же рѣхом, многа слышав яже о нем. Случи же ся святому въ оградѣ копающу землю на устроениа зелиа. Прѣдреченныи же человѣкъ пришед в монастырь, обрѣте нѣкую братию и пыташе о святом, яко да видит его. Они же рѣшя: «въ ограде копает землю, да аще хощеши — потръпи, донде же изыдет». Тъи же человѣкъ не могыи тръпѣти и шед, зрит святого скважнею и, видев его в худои ризѣ и зѣло раздраннѣ и многошвеннѣ, отнудь же не мняше того быти. И пакы братью пытааше, яко да скажут ему искомаго от него. Они же рѣшя: «яко въ ограде есть, копаа землю, его же скважнею видѣлъ еси, тъи есть». Он же никако же не имяше вѣры и прѣбывааше при дверех отнекудь жды его. Егда же изыде блаженныи от дѣѣланиа своего, братия же рѣшя: «человѣче, тъи есть, его же желаеши». Тъи же человѣкъ отврати лице свое, глаголя: «азъ пророка видѣти приидох, вы же проста человѣка, паче же сироту указасте ми, поистине разумѣх, яко вътще ми труд бысть. Азъ бо, яко же слышах, тако и надѣахся видѣти честнаго мужа Сергиа въ мнозѣ славѣ и величествѣ, нынѣ же сего вижду вами сказаемаго в нищетѣ прѣбывающа: ни чти, ни величьства, ни ризь красных, яко же обычаи есть славным носити, ни же отрок прѣдстоащих ему, ни же служащих или честь въздающих ему, но все худостно и все нищетно». Внѣшняа же взирааше, а не внутреняа, тѣм же и добродетель старцю и нищету укаряше, глаголаше бо: «немощно есть таковому мужу славну и чесну в нищетѣ прѣбывати». Вся бо дни, отнели же бысть инок, страстотрпьчское житие прохождааше, ни же шубы, ни же иное каково платие, могуща от зѣлние зимы тѣло съгрѣати, на себе възлагаѣаше, но тръпяше крѣпко слнечныи вар и зимную студень. Братиа же святому рѣшя: «хощеши ли, отженем сего, иже тебѣ длъжную честь не въздающа». Разсудительныи же тъи святыи[462] старець отвѣща: «Ни, чядца, поне же тъи единъ истиньствует, а инии все съблазнишяся». И яко же выше рѣхом, зря его в нищетѣ суща и не хотяше ся поклонити. Прѣдварив же его святыи, с великым смѣрением сътвори ему поклонение и о Христѣ цѣлование давъ ему. О сем бо, любимици, разумѣем, колику имяше простоту и любовь нелицемѣрну, иже такова человѣка, невѣжду суща и неискусна, с любовию приат и излише паче възлюби его. Яко же бо гръдии честем и хвалам радуются, тако и смѣреномудрии о своем бесчестии и уничижении радуются. И не токмо се, но поим его и посади одесную себе, ястием же и питием насладитися нудяше, честию же и любовием учреждение сътворяше ему. Тъи же еще невѣрием одръжим бываше, мня, яко не видѣ Сергиа. Проразумѣв же Сергие помыслъ его и рече ему: «чадо, не скръби, его же ищеши въскорѣ будет ти». И еще святому глаголющу, и се нѣкыи князь грядяше в монастырь съ гръдостиу и славою многою, и полку велику яздящу округ его, боляром же и отроком прѣдидущим. Князю же и еще далече сущу[463], пад, поклонися до земля святому Сергиу. Святыи же, благословивъ его, и о Христѣ цѣлование дасть ему. И тако сѣдоста два ихъ токмо, а прочим всѣм прѣдстоящим. Прѣдреченнаго же человѣка емше за плеща, далече нѣгде отринушя. Человѣкъ же тъи Сергиа, его же прѣжде небрѣжаше и гнушаашеся, того пакы желанием юду же бы, приник видети его. Въпроси же единого от прѣстоащих его, глаголя: «кто есть онъ инок сѣдяи одесную князя, повѣждь ми». Он же рече: «или не вѣси преподобнаго игумена Сергиа, глаголяи съ князем тъи есть». Он же слышавъ, поѣношаше себѣ, боася вкупѣ и тръпеща, яко не поклонися ему, ни же достоину честь въздавъ ему. Егда же князь от монастыра изыде, тогда отдалече прѣкланяшеся и прося от него прощениа. Святыи же призвавъ его къ себѣ и поучив его о пользи. Тъи же человѣкъ велию притяжав ползу, отиде в дом свои.О видении чюдо
Многащи бо бесѣдовахом вашеи любви от житии святого и от чюдес его, тѣм же[464]
должно есть намъ ни се глубинѣ млъчанию прѣдати, но ясно изъяснити, яко да и прочитающии и послушающих обоих опьща полза и веселие будет.