Житие старца Паисия Святогорца

Священник одного из коницких храмов отец Харалампий Анастасис рассказывает: «Однажды я приехал на Святую Гору на престольный праздник в лавру святого Афанасия. После престольного праздника я шесть часов шел пешком в "Панагуду", чтобы увидеть Старца, которого не видел двадцать пять лет. Я встретил его в лесу недалеко от каливы. Он тут же узнал меня и — удивительное дело! — вспомнил точную дату, когда меня рукоположили во диакона, когда во священника. Я сказал ему: "Отче, окажи любовь, может, немножко покушаем?"

— Покушаем, — говорит, — у меня есть, что покушать.

Он показал полиэтиленовый мешочек, в котором лежало три очень маленьких помидора и полтора сухаря. Я подумал: "Так вот что мы покушаем?" Не удержавшись, я спросил: "Геронда, что нам здесь есть? Я со вчерашнего дня ничего не ел. Мне и двадцати таких помидоров будет мало".

А он мне ответил: "Отец Харалампий, мы помолимся, ты эти помидоры благословишь, и еще останутся лишние".

Он развязал мешочек, разрезал его края таким образом, что из него получился крест, и разложил его как скатерть. Передо мной он положил два помидора и один сухарь, а себе оставил половину сухаря и один помидор. Ну что же, помолились мы, как положено, и Старец попросил: "Отче святый, благослови". Я благословил, и мы сели есть. Куда подевался мой голод?

Я был совершенно сыт, словно кто-то закрыл мне горло, и мне перестало хотеться есть. Я наелся одним сухарем, даже не смог его съесть полностью — немножко оставил. Мне хотелось только пить. А Старец все приговаривал: "Кушай, отец Харалампий, кушай!" — "Да куда тут кушать, Геронда, знаете, как я наелся!"

Потом весь день я заходил в разные кельи, монастыри, но не мог ничего есть, и даже обычное угощение, которое дают паломникам в святогорских монастырях, мне было съесть не под силу. Я только просил монахов: "Воды, воды, дайте мне воды!"

Я ушел от Старца под сильным впечатлением, и когда брел один по святогорским тропам, восклицал: "Что же это было за благословение?! Оно было подобно тому, которым Христос благословил пять хлебов и две рыбы, и насытились пять тысяч мужей, не считая жен и детей. Это было благословение Господне!"»

* * *

По смирению Старец не только не хотел фотографироваться и избегал этого, но и проявлял в таких случаях неудовольствие и даже сердился. Он уступал, соглашаясь, чтобы его сфотографировали, только перед чутким и смиренным человеком, чтобы не ранить его отказом, чтобы тот человек не истолковал отказ собственным недостоинством. В таких случаях Старец предпочитал огорчиться сам, но не огорчать брата. В жертву любви он приносил даже свое смирение.

Многие пытались сфотографировать Старца тайно или явно, в то время как он стеснялся выразить несогласие в присутствии игуменов, епископов или во время Крестного хода. Некоторые фотографии действительно выходили хорошо, однако чаще на фотографиях Старец получался неудачно. Обычно на фотографиях Старец выглядит огорченным из-за того, что его фотографируют, так что смотрящий на фотографию чувствует себя виноватым.

Однако есть много свидетельств и о том, что, когда Старца тайком или исподтишка фотографировали без благословения, он чудесным образом не фотографировался, «не попадал» в фотообъектив. В одних случаях засвечивалась пленка или ломался фотоаппарат, а в других — фотография выходила хорошо, но Старца... на ней не было!

* * *

Профессиональный фотограф, господин К., рассказывает: «Однажды я посетил Старца и получил большую помощь от его богопросвещенных советов. Однако еще больше меня привела в умиление его чрезвычайная любовь и жертвенность. Болезнь совершенно лишила его сил, он очень страдал от боли. Однако, поняв, что я нуждаюсь в его совете, он забыл о своем собственном состоянии, прилег во дворе на пеньках (ведь он не мог тогда ни стоять, ни сидеть) и стал со мной беседовать. Когда я уходил, мне захотелось его сфотографировать, чтобы, глядя потом на его фотографию, вспоминать о нашей благословенной встрече. Однако, зная, что он откажется фотографироваться, я из-за спин других паломников сделал два снимка. Но Старец, хотя я в тот момент ничего и не понял, помешал съемке по-своему: после проявления пленки, оба кадра были совершенно черными, такими, словно бы я делал эти фотографии, забыв снять крышку с объектива!»

* * *

«Однажды, — свидетельствует другой паломник, — я пришел в "Панагуду". Там никого не было. Я понял, что сам Старец был в келье, потому что навесной замочек на деревянной двери, которая вела в дом, висел открытым. "Какая удача!" — подумал я. Я поместил среди веток свой фотоаппарат так, чтобы его не было видно, навел его на дверь кельи и постучал в железное клепальце. Как только Старец вышел на порог, я нажал на спуск. Ах, как мне было радостно!..

Однако представьте мое изумление, когда, проявив пленку, я увидел, что, хотя дверь вышла очень четко, Старца Паисия на пороге... не было!»

* * *