А этого зайца Старец поймал на монастырском огороде среди посадок фасоли. Вот тогда он и нарисовал ему на лбу крест и предупредил своего зятя (мужа своей сестры) Василия и других охотников, чтобы они были внимательны и его не подстрелили».
* * *
Однажды во двор монастыря Стомион забежали два медвежонка. Старец схватил их за загривки и сказал: «В другой раз внутрь монастыря не заходите. Если хотите, чтобы я вас покормил, идите к задней двери, которая ведет на кухню», — и он показал им, где эта дверь. Об этом случае послушнику монастыря Стомион Павлу рассказали два жителя Коницы.
* * *
Паломник с Кипра М. С. рассказывает: «Однажды в "Панагуду" пришла группа кипрских паломников. Старец сказал им, чтобы они сами взяли из коробки лукум. Как только они открыли крышку, они стали глядеть друг на друга в недоумении. В коробке с лукумом было полно Муравьев. Видимо, кто-то из паломников плохо закрыл крышку, хотя Старец написал на крышке, чтобы ее закрывали плотно. Муравьев было так много, что лукума под ними даже не было видно, он казался черным.
Поняв, в чем дело, Старец взял из коробки кусочек лукума, отложил его в сторону и ласково, но в то же время серьезно и строго сказал муравьям: "Этот кусок ваш. Идите и ешьте его, а другие куски оставьте людям".
Мы в изумлении наблюдали, как муравьи, оказывая послушание Старцу, выползли из коробки, сползлись к "своему" лукуму и стали его есть».
* * *
Свидетельство насельника скита святой Анны монаха Алипия: «Я познакомился со Старцем, когда мне было пятнадцать лет. Благодатью Божией я стал монахом в монастыре Кутлумуш. Из монастыря я каждый день приходил к Старцу и встречался с ним. Я слышал, что он творит чудеса, и мне захотелось тоже увидеть какое-то из его чудес. Этот помысел не оставлял меня целый месяц.
Однажды утром в начале ноября я пришел к нему в келью и застал его во дворе. Старец был один, он мыл руки в маленькой бочке. Он впустил меня во двор и велел подождать, потом достал из-за бочки фольгу, в которую были завернуты крошки, развернул ее и поглядел на небо. Птиц вокруг не было. И вдруг их собралась целая стая! Откуда взялось столько птиц, ума не приложу! Одни садились ему на голову, другие на плечи, на руки, а он их кормил. Глядя на это, я не мог пошевелиться. Мое сердце билось в умилении, я смеялся от радости. Старец, улыбаясь, сказал птицам: "Летите к нему". Он говорил с ними, как с людьми. Помню, как он говорил одной птахе, которая сидела у него на руке: "Ну, лети же и к нему, лети, ведь он тоже наш человек".
Какое-то время на калитке, которая вела во двор «Панагуды», висела табличка:
Первое чувство было таким, что в этом месте скрыта некая духовная рация и монах, заключивший себя за ограду проволочной сетки, несет очень важное послушание: посылать сигналы Богу, то есть молиться. Даже из этой записки видно, какое значение придавал Старец молитве за мир. Он судил по конечному результату и видел, что молитва полезнее и результативнее, чем беседа с людьми и переписка с ним.
Молитва Старца имела два крыла. Одно из них — сердечная боль. «Часто, — говорил Старец, — даже одно сердечное воздыхание равно по силе целой молитве, целым часам молитвы, целому Всенощному бдению». Другим крылом его молитвы была праведность. «Без праведности, справедливости молитва услышана не будет, — говорил он»[236]
.Молитва Старца о мире — совокупность и результат всего его духовного состояния, особенно — его великой любви.
Редкий дар молитвы о мире дарован Старцу после его великих подвигов. Он был молитвенником обо всем мире. Обо всех он молился как о самом себе. Его молитва была непрестанной, сердечной, чистой и результативной. Он разделял ее на три части: о себе самом, о живых и об усопших. Но в действительности о других он молился больше, чем о себе.
Он обобщал и расширял свою молитву так, чтобы она включала в себя всех людей. Молясь о ком-то имевшем особую нужду, например, о юноше, сбившемся с пути Божия, Старец прибавлял: «Помяни, Господи, всех молодых и помоги им». Или, например, когда он молился о каком-нибудь болящем Николае, то добавлял: «И всех Николаев помяни, Господи».