Житие святого Северина

А небеса над Италией — до самого седьмого — в руках папы и его окружения, и кому-кому, но такому вольному охотнику, как я, в них летать опасно, куда опаснее, чем в Норике. И тем, кто со мной, тоже опасно. Вот без меня, с одним моим светлым образом в памяти, но с повадками, угодными тамошним властителям небес – дело другое. Вам как раз и придётся такие полёты готовить… Так что и то, что сейчас происходит, на пользу дела — лучше я сам это скажу, чтобы вы не пугались этих слов, когда они придут вам в голову — не могут не придти!

К тому же переселяться-то мы бы смогли лишь после сосредоточения всех жителей хотя бы одной долины Данубия в округе Фавианиса-Комагениса под прикрытием ругов, а ругам нас выпускать было бы невыгодно, а готы всё ещё грозили ругам и нам — никак не совпадали все необходимые условия для переселения в Италию.

Даже сравнить не с чем такой разброс необходимостей, которые все до одной должны совпасть для успеха этого дела. Ведь даже сейчас, когда многое совпало, а прочее движется к совпадению, всё ещё остаются годы, потребные для полного совпадения. Годы, которых у меня уже нет... Как ни нелепо, но сейчас я вижу, что для спасения норикских римлян требовалось падение Римской империи, точнее — создание в Италии прочной власти, чего уже не мог ни один император.

А тут неоднократно битые и ограбленные готами их соседи в отчаянии объединились и попытались расквитаться с ними сразу за всё. И руги тоже послали своих воинов ломать готскую силу. Только кончилось всё это завалами из трупов на берегах Болии и окровавленными её водами, пробившимися через запруды из тел, хотя дрались союзники по коалиции яростно и дружно.

Ругам повезло больше других — хоть и молод был тогда Фердерух, но не случайно доверил ему Флакцитей вести воинов в такой бой, хотя мог бы найти воеводу поопытнее и старше. Не только потому, что сын... Он не потерял головы и вовремя понял, что творится на поле битвы... скорее — бойни, когда готская железная лавина истребляла союзников как раскалённое железо плавит снежный сугроб. А поняв, сумел с сотней отборных бойцов проложить путь к спасению всем ругам и кое-кому из их союзников. Пожалуй, тогда он и стал задумываться о судьбе своего народа, когда его заслуженно назвали спасителем своих соратников, щитом и мечом своего народа признали... Только и я стал в мыслях своих всё чаще в его плоть облекаться, за него думать. До этого не приходилось, а тут стал он моей постоянной головной болью...

Готы после Болии наведались в земли всех своих противников и вырезали несчётные тысячи. Гибли не только роды и семьи — целые племена были фактически уничтожены, от них лишь осколки уцелели, вроде скиров, свавов Гунимунда, аланов Бевки и Бабая – тех через три года добил вернувшийся из заложников к отцу Теодерих... В другое время осколки эти дали бы большое пополнение скамарам, но сейчас в наших местах скамарам негде было бы собраться — их место было занято Ругиландом, и самим ругам становилось тесно, многие уходили в Италию ещё до Болии, а племя в целом — рискнуло ввязаться в коалицию против готов именно с расчётом на расширение территории в сторону Паннонии, чтобы разлиться западнее Норика и стать для обеих провинций тем, чем пока были только для двух городов. Ругская броня с норикской подпиткой — это было бы вполне возможно в случае разгрома готов.

Но вышло обратное, теперь руги тоже ждали прихода готов и своей гибели, а пока через их земли бежали от готских карателей чудом выжившие беглецы из земель недавних союзников. Флакцитей и я — оба мы ждали прихода готов, и оба знали, что это смерть для ругов и норикцев. Но он мог надеяться на Бога и на меня, а мне не на кого было надеяться. Я мог только следить за вестями из Паннонии и гадать — куда готы направят очередной удар. Я тянул с решительным ответом-пророчеством на вопросы Флакцитея, советовал ему думать о душе, о своём арианстве, которое де может привести его душу в ад, — самому себе был противен, а добрых вестей всё не было. Вместо них — сотни и тысячи беглецов из опустошённых готами земель шли через Ругиланд и Норик, увлекая за собой и кое-кого из ругов — сверх тех, которые ещё раньше в Италию перебрались.

Вот чего я не знаю со всей очевидностью — сами ли те руги в Италию шли за счастьем, или Флакцитей потихоньку из них готовил для себя троянского коня в Италии. Он мне крепко верил, как и я ему, но были такие дела у обоих, о которых мы друг другу сказать не могли, понимали это и не обижались. Племя росло. Ругиланд становился тесен, и избыток населения струйками, а не заметным для готов потоком, вливался в Италию. Но само ли собой это получилось, или же была в этом тайна королевской политики? Это важно для нас, но точного ответа у меня нет...