Оставим Фердеруха... Вы помните, как безуспешно уговаривал я жителей Квинтаниса и Батависа покинуть свои города и уйти сюда — под защиту ругов. Они меня чтили — точь в точь как руги чтят Фердеруха — как полезную в хозяйстве скотину, как корову, доящуюся полезными чудесами, но уходить не хотели. Помнишь, Луцилл, наглеца-пресвитера в Батависе, оскорбившего меня в баптистерии9
при свидетелях? Что с того, что я предсказал ему смерть, и при набеге Гунимунда наши люди из Бойотро с ним тайно разделались и подкинули труп в тот баптистерий? Всё равно никто не хотел покидать родину: «отбивались раньше, отобьёмся и теперь — с нами Бог и святой Северин...» А вот послушать этого святого — не хотели. Почти четверть века бился я над исполнением задуманного, и поистине только чудом успел: только-только стал Паулин епископом в Тибурнии, меньше года прошло с усмирения монахов в Бойотро, не так уж много времени прошло с укрепления моего влияния на Феву и Гизо... А в Лавриаке и Йовиако ещё не было у меня силы — там не выстояли келейки в борьбе за души пресвитеровской паствы против как пресвитеров, так и самой этой паствы, обитавшей в самом безопасном месте долины, и потому думавшей лишь о своём благополучии и спокойствии. Здесь меня призывали разве что для молений об урожае, а на исцеление везли своих больных ко мне в Фавианис. Сами? Или им было так присоветовано Констанцием и его людьми, чтобы эхо от исцелений быстрее гасло? Может, я и виноват, что не преуспел здесь, но и сейчас не уверен, что — повторись всё сейчас — я сумел бы сделать больше после неожиданной смерти Мамертина. Тогда нашлись в Фавианисе простаки, предложившие мне стать епископом в Фавианисе в противовес Констанцию в Лавриаке. Если бы я это предложение принял — ничего сверх затрат сил на грызню с лавриакским белым духовенством не было бы. С уже показавшим себя в голом виде белым духовенством… Отказался, ускорив составление монастырского устава. Нет, в Лавриаке я проиграл, в Йовиако не успел выиграть, а Норик заплатил за это кровью...