Житие святого Северина

Бессилие в борьбе с невидимым, знающим местность врагом, который к тому же раздроблен на множество самостоятельных отрядов, действия которых в совокупности абсолютно непредсказуемы — это страшно! И без того настроение ругов было не праздничное, а теперь они чувствовали себя на краю гибели. И если бы я не узнал от своих людей среди скамаров, что несколько скамарских отрядов объединили усилия и что ближайшей ночью будет вестись охота на короля Флакцитея с устройством сразу трёх засад, то была бы сейчас не «страна ругов», а было бы «кладбище ругов», возможно — и норикских римлян тоже уже не было бы… Флакцитей с отборнейшими воинами племени метался между стоянками, ища невидимого врага. Он неминуемо угодил бы в расставленные сети. Но я успел предупредить его, и не руги, а соединённые силы скамаров были по частям уничтожены в ту ночь, после чего уцелевшие шайки были уже не так опасны, племя получило время и пространство для оседания, и в несколько лет руги прикончили последних скамаров, цеплявшихся за эту землю.

Из двух зол я выбрал меньшее, и оно обернулось добром: Флакцитей поверил в меня по-настоящему, не как в случайного союзника — такими союзниками при Недао ругам были готы, а чем тот союз кончился?! А тут он понял, что за моей спиной не беззащитные римляне Норика и их интересы, а могущество Господа, который почему-то (его не спросишь!) преклонил своё сердце к ругам, послав им Северина. Что из того, что я кафолик, а руги — ариане?! Флакцитей был воин, и верил в слово меньше, чем в дело, а я исцелил при первой встрече нескольких больных и ускорил выздоровление кое-кого из раненых. Как всегда, запретив об этом шуметь и тем самым обеспечив тихие шопоты, которые громче любого крика. Моя осведомлённость его тоже потрясла. Сообщение о том, что готы закрыли пути в Италию; обещание помощи со стороны римлян Комагениса и Фавианиса; сравнительно откровенное описание дел в обоих Нориках и Рэции с вычерчиванием на доске чертежа этих земель — всё это, впридачу к спасению народа от гибели только что, и к начавшемуся перелому в борьбе за своё место на этом чертеже, сделало меня и моих норикцев ценными союзниками, коих стоило охранять ради собственной выгоды, за которых стоило держаться…

Ещё в доримское время жил в Сицилии эллинский мудрец Эмпедокл, правитель одного из городов и в то же время один из величайших учёных того времени. Один из очень немногих, соединявших знания с властью на пользу людям. Среди многих его деяний было перекрытие каменной стеной ущелья, откуда вырывался ветер, нёсший болезни жителям его города. Теперь я перекрыл оружием ругов горловину долины Данубия и закрыл ветру смерти из Паннонии дорогу к Комагенису и Фавианису. Возник оазис (как говорят в Аравии) тишины и спокойствия, к тому же богатый плодородными землями, возделыватели которых были выбиты гуннами и частично готами. Именно сюда можно было теперь стягивать людей со всего Норика, собирать их в кулак. Начинать следовало с дальнего запада — мечи алеманнов следовало оставить без жертв, а жертв там — вы-то оба об этом хорошо знаете — было много.

От всей Рэции остались за рубежом Норика лишь Квинтанис и Батавис, да и там не проходило месяца без набега алеманнов. Но начинать, конечно, пришлось с создания групп монахов, основания келеек и монастырей, подчинения влиятельных мирян и клириков. Вы оба тогда стали моими сподвижниками — я не стыжусь применить это слово, ибо наше общее дело есть несомненный подвиг — нечто, подвинувшее силу добра вперёд, а силу зла отодвинувшее назад. И мне незачем подробно вскрывать всю подноготную тогдашних дел своих.

Да, монастыри и келейки — только в Прибрежном Норике, чтобы не вступать в конфликт с епископами Внутреннего Норика и Рэции, хотя и не без вербовки в наши келейки кое-кого из обитателей этих диоцезов.

Да, создание десятинных фондов — везде.

Да — повсеместное создание тайной сети осведомителей и исполнителей — где только мог, до Константинополя даже несколько моих дошли, а об Италии и говорить нечего — там-то я знал, кого надо искать из людей отцова круга, не говоря о потянувшихся к объявившемуся в Норике святому людях из Медиолана[7] и других североиталийских городов.

Да — чудеса и исцеления…

Чудеса я нарочно творил по описанным в священном писании образцам, от себя же старался не придумывать. Зачем мне было стремиться к оригинальности, если копирование в большей мере придавало мне ореол святого?.. Не вздрагивай, Луцилл! Дай мне последние свои часы говорить своим голосом, не произнося слова Бог или Писание с такой слезой и таким преклонением, словно сейчас растекусь по полу келейки! И сам привыкай так думать, вопреки привычке, хотя говорить тебе придётся по-прежнему…