Жития святых святителя Димитрия Ростовского. Том X. Октябрь

По смерти нечестивого Декия, в кратковременное царствование императора Галла[201], гонение на христиан прекратилось и в Церкви Христовой водворился мир. Сей покой Церкви был тем вожделеннее, что он позволил святому Дионисию обратиться с пастырскою заботливостью к успокоению волнения, произведенного Непотом, епископом Арсинойским, который проповедовал ересь, названную хилиазмом[202]. Святой отец не только написал в духе любви сочинение против Непота[203], но в том же духе вел соборные совещания с защитниками сей ереси и достиг того, что все они обратились к единению церковному[204]. Живое участие принимал святой Дионисий и в споре, поднятом тогда в Церкви о крещении еретиков[205], всего более заботясь о том, чтобы успокоить волнения, произведенные в Церкви этим спором, чего своими увещаниями и успел достигнуть. В то же время он ревностно боролся с возникшей в Александрийской Церкви злочестивой и опасной ересью Савеллия. Стараясь противодействовать его пагубному еретическому лжеучению, произведшему немалый соблазн в Церкви Христовой и увлекшему в свои сети даже некоторых епископов, святой Дионисий собирал соборы, писал окружные послания против Савеллия, стараясь рассеять своеволие гордого ума, не признававшего в Боге троичность Лиц: Бога Отца, Сына Божия и Святого Духа[206].

Но заботы святого Дионисия о внутреннем мире и благе Церкви внезапно были остановлены гонением нового римского императора Валериана[207]. В самом начале сего жестокого гонения, великий пастырь александрийский был схвачен, несмотря на свою тяжкую болезнь, и вместе с пресвитером Максимом[208] и диаконом Фавстом, Евсевием и Херимоном, представлен к префекту Емилиану[209]. Гонение тогда обрушилось всею тяжестью особенно на епископов и пресвитеров, как представителей Церкви. Посему мучители всячески побуждали Дионисия отречься от Христа и принести жертву идолам, ибо за ним последовали бы и другие. Но Дионисий безбоязненно отвечал на сие:

– Мы должны повиноваться более Богу, нежели человеку.

Тогда Емилиан, запретив святому всякое общение с христианами, тем более всякое обращение к ним с словом назидания и проповедования евангельского учения, сослал его в захолустную деревню Цефро, лежавшую среди дикой пустыни Ливийской[210]. Но и там, вопреки запрещению, святой продолжал поучать слову Божию и, как доблестный мученик Христов, отказывался исполнять повеление мучителей. Язычники били его за это неоднократно камнями. Несмотря на все сие, Дионисий имел утешение и в пустыне обратить к святой вере Христовой многих язычников. Успех проповеди Дионисия еще более раздражил Емилиана, и он отослал святого епископа в местечко Коллуфо, находившееся в еще более отдаленной и дикой части пустыни Ливийской[211]. Но и отсюда он имел утешение сноситься с друзьями Христовыми и со своею паствою, и не только со своею, но и с другими церквами. Святой Дионисий и ранее всегда так поступал, ясно сознавая, что он, как предстоятель одной из главных церквей, своим голосом влияющей и на другие церкви и христианские общины, должен заботиться не только о своей пастве, но и о всей Церкви Христовой, особенно для того, чтобы противостоять каждой попытке нарушить всеобщий мир в Церкви.

Три года пробыл святой Дионисий в сем жестоком и лютом заточении, и какие скорби и злострадания он там претерпел – одному Богу известно.

По воцарении Галлиена[212] он был возвращен из заточения, к великому утешению своей паствы и всей Церкви Христовой.

Однако и в Александрии сего доблестного страдальца Христова ожидали не покой и благоденствие, но кровавое смятение и злострадания. После скорбей междоусобной войны последовал лютый голод, а за голодом моровая язва, свирепствовавшая с ужасною жестокостью. С истинно отеческой любовью заботился Дионисий о несчастных, кто бы они ни были – язычники или верующие. Описывая бедствия, претерпленные жителями Александрийской области во время сей губительной язвы, святитель писал, между прочим, следующее: «Многие из братьев наших, по сильной любви, оставив заботу о своей жизни, но заботясь друг о друге, смело посещают больных, служат им постоянно, врачуют о Христе; добровольно они умерли вместе с ними, принимая на себя страдания их, как бы привлекая к себе болезнь и охотно стирая с них язвы. Многие из тех, кои так пеклись о больных и возвратили им здоровье, сами умерли… И сей род смерти по благочестию и твердости веры никак не ниже мученичества. Они брали руками своими и на свои колена тела святых, закрывали им глаза и уста, нянчили их на плечах своих, укладывали, сплетаясь с ними, обмывали их и одевали в одеяния»[213].