Читаем Жюль Верн полностью

Жюль насторожился. Это имя напомнило ему что-то давнее, полузабытое. Пьер Шевалье… Знакомое имя.

— Ты встречал его в Нанте, — сказал Иньяр. — Он старше тебя лет на пятнадцать. Земляк земляку должен помочь. Сходи к нему, он принимает по вторникам и пятницам от двух до пяти. У меня легкая рука, — попытайся. Что стоит!

В приемной редактора «Семейного музея» Жюлю пришлось долго ждать: он оказался десятым в очереди к Пьеру Шевалье. В приемной сидели поэты и прозаики; первых легко было опознать по длинным волосам и фантастической одежде; вторые не носили длинных волос, но отпускали бороды и курили трубки. Поэты читали вслух свои стихи и чувствовали себя в приемной как рыба в воде. Прозаики видом своим напоминали рыб, выброшенных на сушу, хотя проза кормила лучше, чем стихи. Какие-то господа в шляпах и с портфелями в руках без очереди входили в кабинет редактора и скоро выходили оттуда. Жюль с завистью смотрел на этих людей и думал о том времени, когда и он добьется такого же положения, когда и он непринужденно и смело будет посещать кабинеты редакторов, минуя очередь.

На стенах приемной висели раскрашенные картинки. Жюль занялся рассматриванием их. Вот бежит страус с почтовой сумкой на спине. Вот пирамиды и пальмы возле оазиса в пустыне; караван верблюдов проходит мимо пирамиды, залитой ярко-желтыми лучами солнца. На одной картинке изображена морская битва с пиратами, десяток окровавленных тел и много дыма. А это что? Слон несет толстое бревно, на спине добродушного великана сидит голый человек в чалме и размахивает палкой. Еще одна картинка: сбор бананов. И еще: царь пустыни стоит на ярко-золотом песке и смотрит на Жюля благосклонно и приветливо и, кажется, подмигивает: не бойся, не робей, — здесь, в нашей приемной, хорошо и весело, как на уроке географии, помнишь?.. Тигр на соседней картинке исподлобья смотрел на Жюля и говорил: «Мы добрые гении твои, ободрись! Терпи и надейся, не ленись и работай! Всё будет хорошо, вот увидишь!»

Жюль вошел в заветный кабинет. Из-за стола поднялся невысокий человек с взъерошенными волосами и реденькими бачками, пожал Жюлю руку и указал на кресло подле стола. Жюль сел, внимательно оглядывая редактора.

— Вы принесли статью?

Жюль ответил, что он ничего не принес, а пришел с единственной целью познакомиться и поговорить.

— Превосходно! — обрадованно произнес редактор. — Ваша фамилия мне знакома. Я знавал вашего отца. Я видел вашу пьесу «Сломанные соломинки». Пустячок, но не без дарования. Мне пьесы не нужны, мне нужен рассказ или статья. У вас это выйдет, это не трудно!

— Вы думаете? — спросил Жюль. — Вам кажется, что я могу писать?

— Вы уже пишете, земляк! Перейти на беллетристику после пьесы не так уж трудно. Лично я верю в тех людей, которые сперва пишут стихи, а потом рассказы. Вы молодой, пробующий свои силы драматург. Драматургия — дело прибыльное, денежное. Вы намерены, как я вижу, оставить корову и приобрести козла. Вы мужественный человек, земляк!

— Вы думаете? — серьезно произнес Жюль. — Ваши слова окрыляют меня. Я всю жизнь мечтаю о… козле! Ха-ха! Сильно сказано! Но могу ли я надеяться, что…

— Не в моей власти давать и отнимать надежды, — снисходительно улыбнулся редактор. — В моей власти дать заказ, принять его или отвергнуть, оплатить то, что пойдет, и выдать вам два авторских номера журнала плюс пять оттисков вашей работы. Что вы хотите предложить мне?

— Сейчас ничего, но через месяц… — вздохнув, проговорил Жюль, чувствуя прилив мужества и веры в себя. — Скажите, эти картинки в приемной… как их понимать?

— Это бесплатное приложение к нашему журналу; такие картинки мы вкладываем в каждый номер. А что?

— Мне по душе эти картинки, — сказал Жюль, улыбаясь. — Мне кажется, что я сумел бы написать что-то такое, к чему очень подошли бы эти картинки. Например, воздушный шар…

Над головой редактора висела картинка; на ней — воздушный шар, в корзине трое бородачей с трубками в зубах.

— Они напрасно курят, — заметил Жюль. — Этого нельзя делать, это опасно. На картинке со львом тоже ошибка: мох на камне! Это в пустыне-то! Как можно!

Редактор подумал, что к нему явился человек, хорошо знакомый с воздухоплаванием. Жюль разочаровал его:

— Я кое-что смыслю в юридических науках, уложениях о наказаниях, о…

— Упаси боже! — воскликнул редактор, отмахиваясь от перечислений. — Не надо! Что вы знаете такого, из чего можно сделать нужное для нашего журнала?

— Я интересуюсь химией, физикой, географией, главным образом географией, — нерешительно, боясь показаться нескромным хвастунишкой, ответил Жюль. — И интересуюсь воздухоплаванием, паровозостроением, знаком с механикой и медициной. Само собой, всего понемножку, не подумайте, что… Как каждый, — закончил он, поднимаясь с кресла.

— Сидите, сидите! — испуганно закричал редактор. — Не уходите! Вы посланы ко мне самим небом, земляк! — Редактор возбужденно потер руки. — У меня с вами пойдет! Пишите для нашего журнала, очень прошу вас! За рассказ в пятьсот строк мы платим сто франков, за статью…

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары