Жюль Верн

Сейчас, в момент, когда я пишу, перемирие, наверно, уже подписано. Я твердо в это верю, и если мы отделаемся только двумя миллиардами контрибуции и разоружением крепостей в Эльзасе и Лотарингии, то это будет не так уж плохо…»

Обмен ратифицированными грамотами мирного договора состоялся 21 мая 1871 года, в день, когда Версальская армия вступила в Париж. Жизнь в столице медленно и с трудом входила в свое русло. Жюль Верн возвратился туда в первый раз в июне вместе с братом и сообщил об этом Этцелю: он посетил «эти жалкие развалины… Вашей улице Жакоб, кажется, повезло, она отделалась несколькими царапинами. Но там же по соседству улица Лилль, какой разгром! Это просто ужасно!»

Он беспокоится о будущем, начинает блуждать около Биржи, не зная, сможет ли «заняться литературным трудом в такие времена».

15 февраля 1871 года Жюль Верн написал «своему дражайшему Этцелю», извещая его о своей деятельности:

«Да, я основательно поработал. Да, у меня на это хватило сил. К тому же я жил здесь один. Приеду к Вам с двумя законченными томами. Но я не продолжал Робинзона, о нем нам с Вамп надо будет еще поговорить. Вы знаете, что я держусь за свои мысли с упрямством бретонца. Да, Париж оказался Робинзоном в грандиозном масштабе. Но это дело третьего тома, а не первого. Когда задуманы три тома, приходится экономно расходовать эффектные ситуации и задумываться над кульминацией, — иначе погибнешь.

Итак, я привезу Вам том, полный ужасающего реализма. Заглавие — «Крушение „Ченслера”». Думаю, что и на плоту «Медузы» не творилось таких ужасов[83]. А главное, надеюсь, что все это будет выглядеть правдиво, если я не самообольщаюсь.

Вторая книга пока не имеет заглавия, разве что «Приключение полудюжины ученых в Южной Африке». Речь идет о некоей ученой комиссии из англичан и русских, направляющихся туда измерять дугу меридиана. Это научно, да не слишком… Вдохновили меня на это дело труды Араго[84].

Наконец, приступаю сейчас к новой вещи — «В стране мехов». Мне кажется, что мы в провинции были лучше осведомлены о положении в Париже, чем Вы до последнего времени о провинции. Парижу не помогли, да и не могли бы помочь отдельные воинские части (какой я стратег!). Париж неизбежно должен был пасть. Вы не знаете провинции, особенно провинции, захваченной неприятелем. Итак, что же произошло? После Седана у нас могла бы быть только откровенно республиканская палата. А теперь, несмотря на все наши усилия, она будет таковой лишь наполовину».

Здесь можно явственно увидеть, о чем пеклись оба друга: о республиканской форме правления. Провозглашение Коммуны их возмутило не столько из-за доктрин, которые она пыталась проводить в жизнь, сколько из-за того, что она подвергла опасности Республику.

Окружение Этцеля, каким бы сторонником порядка он ни был, оставалось в общем достаточно эклектичным. Издатель никогда не опасался принимать авторов из революционной среды. Он поддерживал Прудона. Если он и не сочувствовал Коммуне, то, во всяком случае, много сделал для таких коммунаров, как Груссе и Реклю. Жюль Верн, как известно, подружился с Груссе и восхищался Реклю.

25. ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ

Женщина в творчестве Жюля Верна. «Плавающий город» (1871), «Приключения трех русских и трех англичан».

Мы видели, что Онорина проявила полное равнодушие к «Путешествию на воздушном шаре». Она считала, что обследовать Африку в течение пяти недель — дело нестоящее. Был ли ее муж несколько разочарован, что она принимает так мало участия в его работе? Не из-за этого ли возмечтал он о женщине, которая, не участвуя непосредственно в действии произведения, всячески побуждает Акселя совершить путешествие к центру Земли? Похоже, что он вложил в уста Гретхен слова, которые ему самому хотелось бы слышать, ибо он чувствовал себя не понятым своей подругой жизни, хорошенькой, обладающей живым умом, но имевшей достаточно других забот, чтобы следить за его литературной работой.

В 1865 году «Мюзе» опубликовал новеллу «Нарушители блокады», написанную в то время, когда писатель еще верил, что сможет обрести в женщине вдохновительницу и помощницу.