Жюль Верн

На сетчатке Клер Ленуар запечатлелся образ, оставленный галлюцинацией. Отбросив галлюцинацию, автор «Братьев Кип» использует лишь физические свойства сетчатки, справившись, насколько это верно. Из названной выше энциклопедии Жюль Верн узнал о работах Жиро-Телона; оказалось, что образ, запечатленный сетчаткой, можно восстановить, если после смерти глаз был вынут и помещен в раствор с квасцами. Марсель Море отмечает, что Жюль Верн совершил ошибку, которой удалось избежать Вилье де Лиль-Адану: дело в том, что труп был сфотографирован лишь на другой день после смерти, тогда как отпечаток на сетчатке быстро стирается. Была допущена и другая, возможно, более серьезная ошибка: как известно, чтобы получить зафиксированный образ, следует поместить глаз в раствор с квасцами. А ничего такого сделано не было.

Дело братьев Рорик взволновало Жюля Верна по вполне понятной причине: речь шла о возможной судебной ошибке: однако так живо он реагировал еще и потому, что дело касалось двух братьев, тесно связанных между собой и черпающих в своей братской дружбе силы, чтобы держаться достойно, а это-то главным образом и поразило публику. Писатель неосознанно перенес на свою собственную жизнь любовь, объединявшую братьев Рорик, сопоставив ее с тем чувством, которое связывало его с Полем.

Смерть брата отняла у писателя лучшего друга, выявив тем самым, сколь глубоко переплелись их судьбы. И вполне естественно, что его более чем когда-либо преследовала мысль об этом союзе, нарушенном смертью. Послушное перо писателя невольно отразило между строк «Братьев Кип» скрытые в глубине его души чувства. Таким образом, в основу романа положена история, которую он при жизни брата решил не затрагивать.

В сентябре 1901 года Жюль Верн вносит поправки в рукопись этой книги, которая будет опубликована в 1902 году. Вместе с братской любовью Карла и Петера Кипов в сознание его проникла и новая идея: если решение суда, согласно существующим принципам, и должно считаться справедливым, то оно не всегда бесспорно, судья, оказывается, может ошибиться.

В 1901 году дело Дрейфуса подходило к концу. Генеральный штаб скомпрометировал себя поступками по меньшей мере неосторожными, позволив тем самым газетам поднять кампанию и придать этому делу политический характер. Те, кто совершенно искренне отказывался оспаривать решение, принятое в первый раз, были сбиты с толку приговором реннских судей. А те, не осмелясь дезавуировать решение первого военного трибунала, высказавшегося за пожизненное заключение, надумали «подпустить тумана», признав виновность Дрейфуса, но приговорив его лишь к десяти годам заключения, — снисхождение, ничем не оправданное.

О самом Дрейфусе, который был помилован, а впоследствии должен был быть реабилитирован, вопроса уже не стояло. Весь вопрос заключался в следующем: могло ли правосудие, будь то военное или гражданское, внимать доводам государства, ставя себя в зависимость от переменчивого и далеко не беспристрастного общественного мнения? Несмотря на всю свою любовь к порядку, мирный амьенский буржуа, каким стал Жюль Верн, не мог не прислушаться к словам своего сына-дрейфусара и не отвергал уже возможности судебных ошибок. Доверие его к существующим порядкам пошатнулось, ибо в год осуждения Дрейфуса он задумал написать роман «Драма в Лифляндии», герой которого, человек ни в чем не повинный, стал жертвой политических страстей.

Как мы уже видели, в письме от 11 августа 1894 года Жюль Верн планировал «Плавучий остров» на 1895 год, «Драму в Лифляндии» — на 1896 и «Великое Ориноко» — на 1897. Однако появление «Драмы в Лифляндии», темой которой и была как раз судебная ошибка, показалось ему, по всей вероятности, неуместным в самый разгар дела Дрейфуса, если учесть взбудораженное состояние умов. Роман этот являлся прекрасной иллюстрацией ловушек, уготованных для судей, и его вполне могли счесть за выражение совершенно определенной позиции. И Жюль Верн с Этцелем, должно быть, решили отложить его публикацию до более спокойных времен.