Жюльетта. Том I

К столу мы не вернулись и продолжали возлияния, не вставая с места, прямо на ковре. Это всегда очень приятно, и опьянение при этом наступает намного скорее. Алкоголь подействовал почти сразу, и женщины начали трепетать, подогреваемые, помимо всего прочего, обжигающими взглядами мужчин. Я , обратила внимание, что распутники как-то незаметно перешли в обращении с нами на угрожающий и развязный тон. Однако мне сразу бросились в глаза два обстоятельства: во-первых, собиравшаяся гроза должна была обойти меня стороной, во-вторых, она должна была испепелить мадам де Нуарсей. И опасения мои рассеялись.

Пройдя почти все круги ада — из рук Сен-Фона в руки своего супруга, а от него в лапы Дальбера, — несчастная женщина находилась уже в крайне плачевном состоянии: ее груди, руки, бедра, ягодицы — словом, вся ее живая плоть являла собой потрясающую картину, созданную жестокой фантазией палачей. А когда Сен-Фон, потрясая восставшим и побагровевшим членом, нанес ей двенадцать сильнейших ударов по плечам и спине, затем шесть таких же сильных пощечин, голова ее поникла окончательно; но это была только прелюдия, потому что в следующий момент он поставил ее в середину комнаты, где в пол были вделаны два кольца; к ним привязали ее ноги, руки подняли над головой и привязали к свисавшим с потолка веревкам. Между ног, на высокий узкий табурет, поставили дюжину свечей таким образом, что их пламя почти касалось ее влагалища и анального отверстия, отчего скоро начали потрескивать и скручиваться волоски на лобке, и начала, прямо на глазах, краснеть нежная кожа; все ее тело стало извиваться и дергаться, а на красивом побледневшем лице изобразилось необыкновенное выражение, в котором, как мне показалось, была какая-то сладострастная смесь боли и ужаса. Сен-Фон держал в руке свечу и, вплотную приблизившись к мадам де Нуарсей, с жадным вниманием наблюдал за ее муками, вложив свой пенис в рот Линданы и заставив Лолотту щекотать языком анус. Один из юношей содомировал Нуарсея, который, вцепившись руками в ягодицы Анриетты, то и дело повторял жене, что она будет поджариваться до тех пор, пока не испустит дух. А Дальбер, занятый тем, что трудился над задницей другого юноши и целовал услужливо подставленные прелести Аглаи, давал Нуарсею советы, как увеличить страдания несчастной женщины, с которой тот несколько лет был связан священными узами брака. Моей обязанностью было оказывать разного рода услуги участникам этой дикой сцены и следить за свечами. В какой-то момент мне показалось, что их пламя слишком слабое и короткое и что жертва наша страдает не в достаточной мере, тогда я подняла подсвечники еще выше, и нечеловеческие вопли мадам де Нуарсей заслужили мне горячее одобрение мучителей. Сен-Фон, который, казалось, уже потерял рассудок, поднес свечу к самому лицу жертвы, подержал несколько мгновений, затем спалил ей ресницы и выжег один глаз. Дальбер схватил другую свечу и поджарил, один за другим, ее соски, а муж поджег роскошные волосы на голове.

Все больше вдохновляясь этим волнующим зрелищем, я подбадривала актеров и на ходу придумывала новые, еще более изощренные издевательства. По моему совету, хозяйку облили коньяком, и в тот же миг она превратилась в трепещущий и стенающий факел; когда голубоватое пламя стихло, ее неподвижное и все еще стройное тело с головы до ног представляло собой один сплошной ожог. Моя идея имела небывалый успех, и восторг всей компании был неописуем. Подогретый этим последним злодейством, Сен-Фон вырвал свой член изо рта Линданы и, крикнув Лолотте, чтобы та продолжала свою ласку, с размаху вонзил его в мой анус.

— Что теперь будем с ней делать? — жарко шептал мне в ухо Сен-Фон, все глубже погружаясь в мое чрево. — Думай, Жюльетта, думай: ты ведь у нас умница, и все, что ни предложишь, будет восхитительно.

— Есть еще тысяча пыток на свете, — ответила я, — одна пикантнее другой. — Я уже собиралась кое-что предложить, когда к нам подошел Нуарсей и сказал Сен-Фону, что, может быть, лучше сейчас же заставить ее проглотить приготовленный порошок, иначе она умрет от изнеможения, и мы не сможем в полной мере насладиться эффектом яда. Они посоветовались с Дальбером, и тот восторженно поддержал Нуарсея. Женщину развязали и подвели ко мне.

— Бедняжка, — произнесла я, бросая порошок в бокал с «Аликанте»[66], — выпейте вина, и вам станет легче. Это улучшит вам настроение и снимет боль.

Обреченная женщина безропотно проглотила роковую смесь. Нуарсей извлек свою шпагу из моей норки и подскочил к жертве, сгорая от желания усладить свой взор ее конвульсивными гримасами.

— Сейчас ты умрешь, — прошипел он, пристально глядя в ее глаза, — надеюсь, ты смирилась с этим?

— Мне кажется, — заметил Дальбер, — мадам достаточно умна, чтобы понять, что когда жена потеряла любовь и уважение своего супруга, когда она надоела ему и вызывает у него только отвращение, самый простой для нее выход — с достоинством выйти из игры.

— О, да! Да! — еле слышно простонала несчастная. — Я прошу только одного: убейте меня, ради Господа Бога убейте скорее!