Жюльетта. Том I

Бельмор согласился; пришел лакей, и мы втроем ушли в другую комнату. Причуда Бельмора показалась мне неприхотливой: он прижимался лицом к моим ягодицам и неторопливо, как будто даже задумчиво, целовал и облизывал их, а его в это время содомировал лакей. Затем, когда содомит кончил, граф вновь возбудил его, крепко прижимая лакейский член к моему заду и массируя его, добился второго извержения, заботливо следя за тем, чтобы струя попала мне точно в задний проход, и высосал сперму, попросив меня громко испускать газы ему в рот. После этой процедуры мы с содомитом выпороли его. Граф повторил каждую сцену со всеми подробностями еще раз, но памятуя о том, что вечером его ждут довольно обременительные обязанности, воздержался от второго оргазма. Когда мы вышли из будуара, в гостиную как раз входила улыбающаяся и, как всегда, ослепительная Клервиль.

Мы сели за стол, и Нуарсей заметил мне:

— Не думай, Жюльетта, что утехи графа ограничиваются тем, что вы сейчас проделали. Ты принадлежишь к нашему кругу, и граф знает это, поэтому он вел себя с подобающей учтивостью.

— Да, наш Бельмор обладает необыкновенной способностью держать себя в руках, — вставила Клервиль.

— Так вы знаете, мадам, — лукаво спросила я, — чем занимается этот господин, когда дает волю своим чувствам. Тогда прошу вас поделиться со мной — я не хочу оставаться в неведении, так как меня интересует все, что касается такого любезного кавалера.

— Как вы относитесь к ее просьбе, граф? — спросил Нуарсей.

— Даже и не знаю, что сказать. Боюсь, что в этом случае мадам составит неблагоприятное мнение о моем характере.

— Не беспокойтесь, — улыбнулась Клервиль, — моя подруга прежде всего будет ценить вас за разнообразие и неординарность ваших пороков.

— Любимая прихоть этого шалуна, — заговорил Нуарсей, — заключается в следующем: на плечи красивой женщины усаживают мальчика пяти-шести лет, крепко привязывают его, в тело жертвы вонзают нож, наносят бесчисленные раны, кровь струйкой сбегает вниз между ягодицами и попадает в задний проход женщины, которая в это время испражняется. Что касается Бельмора, он опускается на колени перед залитой кровью задницей… Я правильно объясняю, дорогой граф?

Граф молча кивнул.

— Так вот, Бельмор, стоя перед этим задом на коленях, слизывает кровь, а трое мужчин по очереди извергаются в его потроха. Теперь ты видишь, что ваши сегодняшние упражнения — это лишь мягкий вариант его любимой причуды, и здесь еще раз подтверждается старая истина: даже самая маленькая прихоть в человеке свидетельствует о его характере, и внимательный взгляд без труда найдет в ней признаки всех его пороков.

— Черт возьми! — радостно воскликнула я, обнимая графа за шею. — Ваша мания приводит меня в восторг, надеюсь, вы используете мое тело для таких развлечений, и будьте уверены, что я сделаю все, чтобы доставить вам наивысшее удовольствие.

Бельмор с важным видом заверил меня, что мои услуги потребуются ему нынче же, и шепотом попросил припасти для него побольше экскрементов в моих потрохах.

— Я так и думала, — всплеснула руками Клервиль. — Я знала, что ваши вкусы придутся Жюльетте по душе.

— Действительно, воздержанность — это очень глупая добродетель, — поддакнул Нуарсей. — Человек рожден для наслаждений и только через распутство может получить самые сладкие удовольствия в жизни. Одни лишь идиоты не понимают этого.

Тут снова заговорила Клервиль:

— Со своей стороны я думаю, что мы не имеем права ни в чем себе отказывать и должны любой ценой добиваться счастья, которое заключается в самых глубинах порока и блуда.

Граф согласно кивнул.

— Сама великая Природа рекомендует нам искать счастье только в пороке; она определила человеку предел существования, тем самым она заставляет его непрерывно расширять область своих ощущений, и подсказывает, что самые сильные и самые приятные можно встретить где угодно, только не на дороге скучных общепринятых радостей. Будь прокляты те, кто, надевая узду на страсти человека, пока он молод, формируют в нем привычку к самоотрицанию и самоограничению и делают его несчастнейшим из живых существ. Какая это ужасная участь!

— Пусть ни у кого не возникает сомнений относительно намерений праведников, которые поступают таким образом, — прервал его Нуарсей. — Ими движет ревность, мстительность и зависть к людям, которые не стыдятся своих страстей и смеются над мелкими страстишками этих наставников.

— Здесь большую роль играет суеверие, — добавил Бельмор. — Суеверие породило Бога, затем суеверные люди придумали всевозможные оскорбления для своего идола. И вот Бог, до которого в сущности никому нет дела, вместо того, чтобы оставаться всесильным и недоступным, напускает на себя беспомощный вид, и так создается среда, в которой дают всходы семена злодейства.

— Религия вообще принесла человечеству неисчислимые бедствия, — проворчал Нуарсей.