Жюльетта. Том II

Я был единственным предметом какого-то лихорадочного внимания моего отца, ради меня он игнорировал всех остальных. Если хотите знать, Габриель также интересовала его: он целовал и ласкал ее, но самые страстные его ласки были направлены на мои отроческие прелести. Только я возбуждал его, я один ощущал в своем анусе сладострастный трепет его языка — верный знак привязанности одного мужчины к друтому, надежный признак самой изысканной похоти, в которой истинные содомиты отказывают женщинам из страха увидеть вблизи отвратительный, на их взгляд, предмет. Мой отец, казалось, уже готов на все; он увлек меня на кушетку, где лежала моя мать, уложил меня лицом на ее живот и велел Памфилии держать меня в таком положении. Затем его губы увлажнили местечко, куда он жаждал проникнуть, ощупали вход в храм, и через минуту его орган вошел в него — вначале медленно, затем последовал сильный толчок, и преграда рухнула, о чем возвестил громкий восторженный крик.

— Боже мой! — застонала моя мать. — Боже, какая мерзость! Разве для того я родила сына, чтобы он стал жертвой вашей распущенности, разве неведомо вам, несчастный, что вы только что совершили три преступления сразу, за каждое из которых полагается виселица.

— Знаю, знаю, сударыня, — грубо ответил отец, — но именно эти преступления сделали мое извержение таким сладостным. И не надо пугаться: мальчик в том возрасте, когда он легко выдержит такую, не очень-то и бурную осаду; это можно было сделать еще несколько лет назад и надо было сделать это; я каждый день таким же образом лишаю девственности более юных детей. Я намерен совершить этот акт и с Габриель, хотя ей только десять лет: у меня довольно тонкий и гибкий член, тысячи людей могут подтвердить это, что же до моего мастерства, о нем и говорить не стоит.

Как бы то ни было, из ран моих сочилась кровь, которую, впрочем, остановила липкая сперма; отец успокоился, продолжая, однако, ласкать мою сестру, занявшую мое место.

Между тем Бреваль не терял времени; однако, испытывая большее влечение к своей дочери, чем к своему сыну, он первым делом открыл огонь по Лауре, и бедняжка, также возложенная на живот матери, скоро потеряла свою невинность.

— Теперь займись своим сыном, — посоветовал ему мой отец, — а я буду содомировать свою дочь: все четверо должны сегодня утолить нашу невыносимую жажду. Пришел срок показать им, для чего создала их Природа; они должны понять, что рождены для того, чтобы служить нашими игрушками, и если бы у нас не было намерения совокупляться с ними, мы вообще не породили бы их.

Обе жертвы были принесены одновременно. Справа Бреваль насиловал своего отпрыска, целуя задний проход своей жены и поглаживая ягодицы дочери, измазанные его спермой; слева мой отец, одной рукой тиская мою мать, другой массируя анус Памфилии и облизывая мой, пробивал брешь в заднице моей сестры; оба господина в конце концов сбросили свой пыл, и страсти стихли.

Остаток вечера был посвящен нашему обучению. Нам устроили брачные игры: мой отец спарил меня с сестрой, то же самое сделал Бреваль со своими детьми. Родители возбуждали нас, подготавливали к проникновению. Когда же мы слились в объятиях с сестрами, Бреваль овладел мною, а Боршан пристроился к Огюсту; все время, пока происходило это общее совокупление, наши матери, которых заставили участвовать в оргии, вместе с Памфилией выставили на обозрение развратникам свои прелести. За этой сценой последовали другие, не менее похотливые, и воображение моего отца было неистощимо. Последняя сцена происходила так: детей положили рядом с матерями, и пока мужчины содомировали жен друг друга, мы должны были ласкать своих родительниц. Памфилия сновала туда-сюда, помогая участникам словом и делом, потом пришел ее черед: отцы, друг за другом, прочистили ей задницу, оба испытали бурный оргазм, и на этом все кончилось.

Через несколько дней отец вызвал меня в библиотеку.

— Послушай, дружище, — так начал он, — отныне ты один доставляешь мне радость в жизни; я обожаю тебя, и ни с кем больше не желаю развлекаться. Твою сестру я отправлю в богадельню. Она очень хорошенькая — слов нет, — и она доставила мне много удовольствия, но она — Самка, что, на мой взгляд, является серьезным дефектом. Более того, мне бы не хотелось видеть, как ты совокупляешься с ней: я хочу, чтобы ты был только моим. Жить ты будешь в апартаментах своей матери, она уступит тебе свой пьедестал, потому что у нее нет иного выбора; каждую ночь мы будем спать вместе, я буду выжимать из себя все соки в твой прекрасный зад, ты будешь кончать в мой, и оба мы будем счастливы — в этом я не сомневаюсь. Бреваль без ума от своей дочери и намерен поступить с ней так же, как я с тобой. Мы с ним останемся друзьями, но мы оба слишком ревниво относимся к своим удовольствиям, поэтому приняли решение прекратить совместные развлечения.

— А как быть с моей матерью, сударь? — спросил я. — Вы думаете, ей это понравится?