Жюльетта. Том II

Мы спустились в усыпальницу, зажгли свечи, и не успел Корделли приподнять покрывало, закрывавшее то, что осталось от его несчастной дочери, как член его зашевелился, Дюран натерла его мошонку какой-то мазью, помассировала орган, я подставила ему свой зад, он пощекотал пальцем отверстие, поцеловал меня в губы, и эрекция завершилась.

— Пусть эта юная синьора соблаговолит лечь в гроб, — неожиданно сказал он, — и позволит завернуть себя в саван, а мы поднимемся в часовню и ненадолго прикроем склеп плитой. Только таким образом я смогу испытать извержение,

Дюран вопросительно взглянула на меня; мой ответ не заставил себя ждать.

— Мы неразлучны, синьор, — заявила я, — поэтому вам придется ненадолго закрыть нас здесь обеих.

— Неужели ты до сих пор не веришь мне, Жюльетта, — покачала головой Дюран. — Тогда поднимайся наверх вместе с синьором Корделли, а я останусь здесь. И учти, только в твои руки и вверяю себя.

Меня охватила настоящая паника. Я боготворила Дюран и понимала, что даже малейшее недоверие с моей стороны обратится В клин, вбитый между нами. Насколько велика опасность, что они похоронят меня заживо? Правда, можно рассчитывать на возвращение могильщика. А если ничего не случится, если все обойдется… Как безгранична будет тогда вера в мою новую подругу! Как мне будет с ней спокойно и надежно!

— Чепуха, — небрежно бросила я, — и чтобы доказать тебе, любовь моя, что у меня нет никаких сомнений на твой счет, я остаюсь здесь. Делайте свое дело, Корделли, но за это я потребую тысячу цехинов.

— Вы их получите, — пообещал торговец, — я щедро вознаграждаю послушание.

Из гроба вытащили останки, я забралась туда, и Корделли завернул меня в саван.

— Ах, какой прекрасный труп, — опять произнес он свое жуткое заклинание, потом несколько раз поцеловал мне задний проход, несколько раз обошел вокруг гроба, после чего вместе с Дюран поднялся по крутым каменным ступеням, ведущим в часовню.

Не скрою, что смертельный озноб пронзил меня до мозга костей, когда я услышала, как с глухим стуком опустилась на свое место тяжелая плита. Что же будет? Такая мысль билась у меня в висках, когда я, совершенно беспомощная, лежала в полной темноте, оказавшись во власти двух отъявленных злодеев. Куда же ты завело меня, безоглядное мое распутство!

Но очевидно, судьбе было угодно устроить мне это тяжкое испытание.

Моя тревога превратилась в безнадежное отчаяние, когда шум наверху возвестил о том, что Корделли разбирает баррикады в часовне, и когда после этого наступила жуткая тишина.

Теперь все кончено, подумала я и перестала чувствовать свое сердце. Коварная Дюран предала меня. Все мое тело, от затылка до лодыжек, покрылось холодным потом. Собрав остатки мужества, я начала рассуждать так: успокойся и не поддавайся панике, ведь ты не совершила никакого добродетельного поступка, за который судьба может покарать тебя; ты была и осталась порочной, поэтому у тебя нет причин бояться.

Мои тягостные мысли прервал стон, возвестивший об оргазме Корделли, потом подняли камень, и через мгновение надо мной склонилась Дюран.

— Все в порядке, мой ангел. Ты свободна и можешь получить свою тысячу цехинов. Надеюсь, больше ты не будешь подозревать меня?

— Никогда! — искренне воскликнула я. — Никогда в жизни! Прости меня за этот безрассудный порыв, причиной которого скорее был Корделли, а не ты. Только поскорее уйдем отсюда, я едва не задохнулась в этой могиле.

На плите темнела лужица спермы, оставленная Корделли, а он сам, смертельно уставший, сидел на ступенях алтаря. В эту минуту появился могильщик, Корделли расплатился с ним, и мы вышли из храма. Остаток ночи Дюран пожелала провести в моей постели.

— Этот эпизод навеки связал нас друг с другом, — сказала я подруге, — он стал печатью, скрепившей наше взаимное доверие. Теперь-то мы никогда не расстанемся.

— Я же говорила тебе, — улыбнулась Дюран, — что вместе мы причиним людям много зла.

— А что, если бы на моем месте была другая женщина? Неужели она так бы и осталась в склепе?

— Непременно. Кстати, Корделли предлагал мне две тысячи цехинов, если я соглашусь оставить тебя в этой яме.

— Тогда надо найти для него хорошенькую девицу и попросить его повторить это представление.

— У тебя уже есть такая.

— Кто же она?

— Элиза.

— Как ты безжалостна к моим служанкам! Наверное, это и есть ревность?

— Нет, но я не хочу, чтобы возле тебя был еще кто-то и чтобы ты подумала, что этот кто-то любит тебя больше, чем я. К тому же, разве тебе не надоела эта стерва? Я оставлю тебе другую, зачем тебе две служанки? Я вполне могу заменить вторую, если уж ты не можешь заснуть, пока тебя не обнимут две лесбиянки.

— Твой план меня возбуждает, но все-таки в нем есть что-то мерзкое.

— Но это лишний раз говорит в его пользу, — тут же вставила Дюран, — ибо большие удовольствия рождаются, когда мы преодолеваем отвращение. Позови ее, мы развлечемся с ней и во время ласк мысленно приговорим ее к смерти; я безумно люблю такие коварные шуточки.

— Ах, Дюран, ты меня сделаешь настоящей львицей и заставишь совершать немыслимые злодеяния.