Жюстина, или Несчастья добродетели

Одно незначительное обстоятельство, которое мы не можем не упомянуть, дабы наши читатели лучше поняли характер этого человека, непременно разоблачило бы Сен-Флорана в глазах его племянницы, если бы она была менее доверчивой и посмотрела на дядю более философским взглядом, однако, увы, кроткая и мягкая добродетель всегда далека от того, чтобы разглядеть порок. Когда Жюстина встала из-за стола, ей понадобилось зайти в туалетную комнату. Она вошла туда, даже не обратив вначале внимания на то, что Сен-Флоран последовал за ней и вошел в соседнюю кабину, откуда, если встать на стульчик, как это сделал ее спутник, было прекрасно видно все, что происходит в том месте, где расположилась Жюстина, которая, ни о чем не подозревая, предложила вороватым взглядам распутника все, что может предложить в таком уединенном месте человек, зашедший туда по нужде. Таким образом самые прекрасные ягодицы в мире во второй раз предстали глазам Сен-Флорана, который возбудился окончательно, и в его голове созрел четкий план покушения на невинность и целомудрие бедного создания. Жюстину, очевидно, что-то насторожило, она поспешно вернулась в комнату и не замедлила высказать некоторое удивление. Сен-Флоран без труда оправдался, несколько ласковых слов восстановили доверие, и они отправились в дорогу.

Было около четырех часов вечера. Не считая этого незначительного события, Сен-Флоран еще ничем не выдал себя: то же благородство, та же сдержанность и учтивость; будь он отцом Жюстины, она не чувствовала бы себя спокойнее, и все ее подозрения рассеялись без следа. Наша сирота не знала, что именно так обычно бывает в моменты приближающейся опасности.

Скоро ночные тени начали наполнять лес тем религиозным или мистическим ужасом, который одновременно порождает страх в робких душах и преступные мысли в жестоких сердцах. Наши путники шли только по глухим тропам, Жюстина шагала впереди, и вот она обернулась, чтобы спросить Сен-Флорана, не заблудились ли они и не пора ли уже добраться до места. В это время возбуждение развратника достигло апогея, его неистовые страсти прорвали все заграждения… Наступила ночь. Лесная тишина, темнота, окружавшая их — все пробуждало в нем преступные желания, все говорило о том, что наконец-то он сможет удовлетворить их. Сластолюбец подогревал себя руками и воскрешал в своем похотливом воображении прелести этого очаровательного ребенка, которые помог ему увидеть случай. Он не мог больше сдерживать себя.

— Клянусь своей спермой, — неожиданно заявил он Жюстине, — вот здесь я и хочу сношаться; я слишком долго возбуждался из-за тебя, стерва, теперь настало время завершить это дело.

Он схватил ее за плечи и сбил с ног. Несчастная испустила крик ужаса.

— Ага, шлюха! — заорал взбешенный Сен-Флоран. — Напрасно думаешь, будто кто-то услышит твои вопли.

Он повалил ее на землю, сильно ударив по голове палкой, и она без чувств опустилась к подножию дерева. Боги оставались глухи. Трудно представить себе, с каким безразличием они относятся к людям, даже когда те собираются оскорбить их; они как будто не только не предотвращают ужасные злодеяния, но еще сильнее сгущают ночную тьму словно для того, чтобы получше скрыть… еще больше поспособствовать гнусным замыслам порока, направленным против целомудрия и невинности.

Обезоружив Жюстину, Сен-Флоран оголил ее, достал чудовищных размеров посох, раскрасневшийся от сладострастия и ярости, навалился на свою жертву, придавив ее своей тяжестью, раздвинул бедра несчастной девочки и с невероятной силой вогнал свой меч в самое нежное и потаенное местечко, которое, предназначенное быть наградой за любовь, казалось, с отвращением отвергает гнусные притязания злодейства и порока. Наконец он восторжествовал: Жюстина лишилась девственности. О, какое безумие обуяло злодея! Это был тигр, озверевший тигр, рвущий на части молодую козочку: он рычал, скрипел зубами, изрыгал богохульные проклятия; обильно лилась кровь, но ничто не могло его остановить. Его страсть увенчало мощное извержение, и распутник, пошатываясь, удалился, сожалея лишь о том, что преступление, которое только что принесло ему такое острое наслаждение, не может длиться вечно. Остановившись в десяти шагах от жертвы, он пришел в себя; он испытал странное сожаление, которое буквально перевернуло его злодейскую душу, подумав о том, что только до половины довел свое злодеяние и что его можно продолжить. Он вспомнил, что в карманах Жюстины остались сто тысяч франков, которые он ей подарил, и вернулся забрать их. Но Жюстина лежала таким образом, что обшарить ее карманы можно было, лишь перевернув ее. О небо! Сколько новых прелестей увидел он, которые, несмотря на темноту, предстали перед огненным взором преступного кровосмесителя!