Жюстина

Мы вышли из машины на улице Корних и оставшуюся часть пути проследовали под яркой, великолепной луной, наблюдая, как растворяется город в вечернем тяжелом тумане, вбирающем в себя инерцию окружающей его пустыни и зеленой дельты Нила, который проникал во все ее уголки, раскрывая ее красоту. В разговоре Скоби перескакивал с одной темы на другую. Я помню, как он плакался, что в детстве остался сиротой. Его родители погибли при драматических обстоятельствах. И этот факт его биографии породил в нем жажду мести. «Мой отец был одним из первых автомобилистов, старина. Первые дорожные гонки, скорость не превышала 20 миль в час — и все такое прочее. У него был личный кабриолет. Я даже сейчас представляю его с большими усами, сидящим за рулем. Полковник Скоби. Он был уланом. Моя мать сидит рядом с ним, старина. Она никогда не оставляла его одного, даже во время дорожных гонок. Она была у него механиком. Газеты всегда помещали их фотографии, запечатлевшие старт, где они сидели в длинных противопчелиных шарфах, — бог его знает, почему первые гонщики носили такие шарфы. Наверное, они спасали от пыли».

Шарфы доказали свою смертельную опасность. Во время гонок Лондон — Брайтон отец Скоби выводил автомобиль из поворота, когда его шарф намотался на переднюю ось. Отца выдернуло из сиденья и швырнуло на дорогу, в то время как его компаньон пронесся мимо, чтобы безудержно двигаясь вперед, врезаться в дерево. «Единственным утешением является то, что именно так отцу и хотелось умереть. Они на четверть мили были впереди всех».

Меня всегда интересовали случаи нелепой смерти, и я с большим трудом сдерживал смех, когда Скоби рассказывал мне о трагедии, произошедшей с его отцом. При этом он зловеще вращал стеклянным глазом. Пока он говорил, я слушал и одновременно думал о новой работе, ожидающей меня, оценивая ее с точки зрения свободы, которую она мне предоставляла. Позднее, в тот же вечер, Жюстина встретится со мной недалеко от Монтазы. Огромная машина будет отбивать мерный такт, как цикада в прохладе пальм на темной дороге. Что она скажет на это? Она, конечно, обрадуется, узнав, что мой досуг приблизит нас к заключению брака, обречет нас приносить домой ложь и раскроет нас друг перед другом откровеннее любого суда. Здесь таился очередной парадокс любви: то, что когда-то сближало нас, — я имею в виду бустрофедон — разъединит нас навсегда, ведь мы познали достоинства этого способа чувствования — когда каждый из нас молился за кружащий голову образ другого.

«Тем временем… — как сказал бы Нессим своим ласковым голосом, полным скрытой надорванности, появляющейся в голосе тех, кто по-настоящему влюблен, однако не получил любовь взамен… — Тем временем я находился в середине головокружительного возбуждения, но после него не становилось легче. Отпускало только после поступков, природу которых определить я не смог. Взрывы самоуверенности сменялись глубокой депрессией, так что я начал бояться, что никогда не выберусь из нее. Со странным чувством, словно я готовил себя к выступлению — такое, вероятно, происходит со спортсменами, — я начал брать забавные уроки и научился стрелять из автоматического пистолета, легко умещавшегося в кармане. Я изучил состав и действие ядов, пользуясь учебником токсикологии, который взял на время у доктора Фуада Бея».