Жива ли мать

Я одеваюсь как можно теплее, шерстяное нижнее белье, а сверху – комбинезон, привезенный с Аляски, когда я работала там над ледяными скульптурами. Сидя в кресле на террасе, я пью кофе с горячим молоком. Из порта выходит судно, вдоль борта у него мигают красные рождественские огоньки, для полноты картины из трубы еще и пар валит. Уже скоро. Кусок не лезет мне в горло, я еду на улицу Арне Брюнс гате, паркуюсь, сейчас четверть одиннадцатого. Я никого не вижу, выхожу из машины, перехожу дорогу, огибаю дом номер двадцать четыре и встаю за липой, прячусь за толстым стволом, смотрю на кусты тиса вдоль изгороди, прислушиваюсь, но слышу лишь приглушенный шум с оживленной улицы в нескольких кварталах отсюда. Я спокойна и собранна. Все это ерунда. Я простояла здесь всего минут пятнадцать, когда услышала гул машины. Подкравшись к кустам тиса, я раздвигаю ветки – прямо за моей машиной остановилась красная «вольво» Рут. Из автомобиля выходит Рут, одета она так же, как и в прошлый раз, – в темную куртку и темно-серый шарф, на макушке торчат седые волосы, очки на носу запотели, за спиной рюкзак, значит, я не ошиблась.

Через двадцать минут они вдвоем выходят из подъезда, проходят совсем рядом, мать – ближе всего, мне кажется, будто я даже слышу ее дыхание и чувствую ее запах, впрочем, возможно, я придумываю, на ней оливково-зеленая куртка, шея обмотана серым шарфом, на голове – зеленая шапка. Обе они в темных брюках и теплых сапогах – они словно купили их где-то вместе. Шагают они в ногу, покачиваясь, они уже так долго живут в такт, что не осознают этого, одурманенные, опечаленные, забывшие о реальности, хотя, возможно, я придумываю.