Жива ли мать

Неужели сейчас у меня вновь появилась надежда разговорить ее? Женщина далеко за восемьдесят уж точно не станет раскаиваться в принятых решениях и едва ли признается в своем раскаянии, скорее наоборот – она будет зубами и когтями защищать свой выбор. Мать наверняка заявит, будто неукоснительно исполнять волю отца, бездумно следовать его жизненным правилам и унаследованной системе норм было лучшим решением и для нее самой и особенно для ее дочерей. Скорее всего, мать давно уже перестала обдумывать прошлое и прислушиваться к себе. Carpe diem и все такое прочее.

Но я не желала соглашаться, воображала, что она всю жизнь чувствовала себя чужой для самой себя, но жаждала освободиться. И я решила, будто могу ей помочь?

Наивно, да.

Однако тогда, в церкви, мать плакала.

Говорят, старики впадают в детство, но, возможно, они лишь медленно бредут к нему, проходят весь путь назад? Значит, если мать доживет до девяноста – а она уж точно доживет, может, как раз сейчас она вернулась в тот день, когда спряталась в ванной и, взяв бритву, выпустила на волю свое дыхание?

Я встаю еще в темноте, растапливаю печку и камин, варю кофе и пью его, поесть не получается, по собственным следам я возвращаюсь в темноте к машине. Пока я еду в город, постепенно светает, солнце набирает силу. Сегодня воскресенье, четырнадцатое декабря, я надеюсь, мать пойдет в церковь.

Я останавливаю машину напротив дома номер двадцать два по улице Арне Брюнс гате, церковные колокола еще не звонили. Я глушу двигатель. Оделась я тепло, и все же меня пробирает холод, хотя на улице плюс два и солнце, я теряю бдительность, а может, мне просто все равно или это упрямство во мне говорит. Улица пустынна, но отчего же деревья так насторожились? Дом матери мирный и спокойный, но почему же он похож на крепость? Колокола звонят, но из подъезда никто не выходит, из-за угла выворачивает снегоуборочная машина, мне приходится проехать вперед и развернуться на следующем перекрестке, потом я паркуюсь на том же месте, но развернувшись в противоположную сторону, из подъезда никто не выходил, если я и отводила взгляд, то лишь на пару секунд, колокола умолкли, служба началась, но мать туда не пошла. Возможно, матери вообще нет дома, может, она уехала, может, мать решила отпраздновать Рождество на юге, сейчас, когда я так близко, мысль эта кажется дикой. Я глушу двигатель и выхожу из машины, перехожу улицу и останавливаюсь у матери под балконом, к счастью, в окнах ее квартиры горит свет, я, не скрываясь, стою посреди заснеженного газона и смотрю на ее окна, в этом нет ничего противозаконного, я наклоняюсь, зачерпываю пригоршню снега и леплю снежок, кидаю его, и он попадает в окно – по моим предположениям, это окно гостиной, там на подоконнике цветы в горшках и семисвечник, видимо, в преддверии Рождества. Я по-прежнему меткая, я жду, но ничего не происходит.

Я снова наклоняюсь, зачерпываю снега, леплю снежок, вскидываю руку, прицеливаюсь, бросаю и попадаю в цель, на этот раз удар сильнее, и кинула я резче, я жду, когда за цветами появится силуэт матери, я похожа на старомодного ухажера, возможно, моя избранница откроет окно и скажет «да». Никого не увидев, ничего не услышав, я наклоняюсь, зачерпываю снега, леплю плотный снежок, кидаю его и вижу за цветочными горшками чью-то тень, снежок ударяется в окно, стекло разбивается, я убегаю, я не этого хотела.

Рут написала, что за разбитое окно они заявили на меня в полицию, но мне полицейские не звонили, наверное, это пустые угрозы, они же не знают точно, кто бросил снежок.

Несмотря ни на что, я не отступилась, я разработала план.

Одновременно я задалась вопросом: чего ты на самом деле хочешь?

Знать!

Потому что?.. Если на левом предплечье у матери действительно есть тонкие белые полоски, похожие на льняные нитки, мать не сможет отпереться и заявить, что не испытывала боли, и даже если она не признается, я, увидев шрамы, лучше пойму, каково ей было, когда она качала меня, маленькую, на руках, – значит, боль ее сердца перекинулась на мое. И если я лучше пойму ее, то, возможно, смогу простить!

Впрочем, она полагает, будто, несмотря на раны, в прощении она не нуждается.

Есть ли в мире мать, которая считает, что не допустила ни единой ошибки и что прощение ей не нужно? Да, вот она, это моя мать, потому что она продемонстрировала это своей старшей дочери – потому что они на пару с младшей дочерью показали старшей, что все невзгоды случились с семьей по вине старшей дочери, а значит, ей и прощения просить! Возможно, я и впрямь могла бы извиниться, если увижу ее шрамы, запоздало оплакать их, извиниться, что так поздно поняла, какую боль и отчаяние она носила в себе, какой пленницей себя чувствовала.

Но матери все равно, понимаешь ты или нет, она настолько искоренила тебя в себе, что ей плевать на твою духовную жизнь, и в прошлом копаться она точно не захочет. Выжить ей помогла способность убегать от неприятного, а то, от чего убежал, изо всех сил стараешься избегать, поэтому брось-ка ты эту затею.