Живая бездна

Ван Арк в ответ стал есть и спать ближе к Куинтане, Альберто и ко мне. Он не любил Брауна и относился к его возвышению как к оскорблению. Комната распадалась на части, как клетка, готовая к делению. Браун и его марсианский терминал формировали один локус. Куинтана и я — другой.

Мы планировали нашу кражу тихо. Когда Браун сидел, скрючившись над терминалом, он не мог следить за нашими разговорами, но мы с Куинтаной всё равно были настороже. Я сел на корточки сбоку от его амортизатора, в то время как он лежал на нём, отвернувшись от меня. Металл и керамика были слишком жёсткой спинкой, и моя спина болела, прижимаясь к ним. Пока мы разговаривали, я пытался не двигать губами. Фонг, я был уверен, видела нас, но ничего не предпринимала. Или, может, она нас и не видела. Страх не давал мне осмотреться, чтобы выяснить.

— Он должен уснуть, — сказал Куинтана.

— А ещё он должен проснуться, — сказал я, вспоминая совет Альберто.

Куинтана пошевелился на амортизаторе, и подвесы зашипели, когда ковш амортизатора поменял положение. На другом конце комнаты сидел неподалёку от отеля Браун. Терминал светился, отбрасывая тонкие тени на его щёки и впадины вокруг глаз. Имея правильное оборудование, я мог бы смоделировать его лицо, его отражательную способность и восстановить изображение, на которое он смотрел. Я понял, что Куинтана что-то говорит, а я не услышал, что он сказал. Когда я попросил его повторить, он вздохнул со звуком, очень похожим на шипение подвесов.

— Как только я заберу его, ты его спрячешь, — сказал он. — Они будут задавать вопросы мне. Искать там, куда я пойду. А потом им придётся дать ему ещё одну копию. Как только это случится, мы будем в безопасности. Им уже будет всё равно. Ты сможешь достать его и отдать мне. Тебе даже не придется попадать в неприятности.

— Разве они не накажут нас?

— Он получит копию. С чего бы кому-то волноваться насчёт оригинала?

Я подозревал, что в этом анализе есть кое-какие дыры, но возражать не стал из опасения, что нетерпение Куинтаны вырастет настолько, что заставит его отказаться от плана. Вместо этого я решил спросить Альберто, как он считает, потеряет ли украденный терминал своё значение, как только сюда будет доставлена копия, но поскольку всё рассыпалось, мне не представилось такой возможности. Наварро, одна из руководителей из охраны Фонг, направилась к нам. Я кашлянул, сигналя Куинтане, и он сменил тему разговора на рассуждения на тему пищевой ценности астерской еды по сравнению с пищей, что была у нас до комнаты и возможного влияния на здоровье, которое могло на него оказать наше систематическое недоедание. Наварро села на соседний амортизатор, глядя как охранники в окне глядят на нас. Она ничего не говорила. Это ей не требовалось. Смысл послания — за вами наблюдают — был ясен.

Тем утром охрана пришла рано и вывела Брауна прочь. Они не стали давать никаких объяснений, просто отыскали его среди нас, кивнули на дверь, через которую пришли, и отконвоировали его наружу. Я наблюдал, как он уходит. Сердце билось где-то в горле, я был уверен, что уже слишком поздно. Если они отведут его к марсианину, то он может уже никогда не вернуться. Когда Браун снова появился прямо перед самым отбоем, смятение и беспокойство залегли между его бровями, но терминал он нёс с собой.

Этой ночью, когда мы, свернувшись, засыпали, я рассказал Альберто о моих страхах насчёт того, что Браун и терминал могут исчезнуть раньше, чем я смогу увидеть, что там на нём.

— Лучше бы так и вышло, — сказал Альберто, держа меня за руку. Не знаю, имел ли он в виду, что с исчезновением раздражителя в виде надежды комната вернётся к своему подобию состояния покоя, или что-то более личное, что-то между нами двоими. Я собирался затем озвучить ему план Куинтаны, но у него были другие намерения, более срочные и неотложные, и когда мы с ними закончили, я свернулся в его объятиях, в тепле и удовольствии, которое можно было получить, лишь побыв звериным самцом.

То ли временное отсутствие Брауна подстегнуло Куинтану к действию раньше, чем было запланировано, то ли когда он расписывал план по времени, моё внимание блуждало где-то ещё. Первым, что дало мне понять, что всё завертелось, был вопль, а потом быстрый топот сначала в одну сторону, затем в другую. Я попытался подняться, но Альберто удержал меня, а потом в темноте появилось тусклое свечение. Блюдце ручного терминала двигалось в мою сторону. Куинтана, появившись из тьмы неясным пятном, вдавил жёсткий кусок керамики мне в руку. Он ничего не сказал и побежал дальше. Я скорчился за спиной Альберто и ждал. Браун теперь визжал, и его визг становился всё выше, угрожая добраться до звука с длиной волны, превышающей человеческое восприятие. А потом Фонг. А затем Куинтана, с пафосом заявляющий, что Браун не заслуживает работы с данными, что он не понимает ничего в данных, и собирается всех нас обречь на то, чтобы жить и умереть в комнате из-за своей неуместной спеси.