– Вы, Игорь, как я вижу, не один. – Она удостоила своим царственным взглядом и Маргариту, с нескрываемым интересом рассматривающую что-то на камнях дорожки и беззаботно грызущую сухую травинку. Не знаю, может быть, мне это только показалось, но во взгляде Елены, из-за того, что Маргарита не обращала на нас никакого внимания, я разглядел плохо скрытую досаду. – Следовательно, – неспешно продолжила она, будто барыня, одаривающая чем-то прогневивших её холопов, – вам будет неудобно располагаться вместе с нами в доме. Можете, если вас это устроит, разместиться на сеновале, где нет никаких посторонних глаз, – с ехидцей произнесла она и уже по-деловому продолжила: – Рядом с сеновалом, на хоздворе, есть летняя кухня с газовой плитой – на ней можно готовить. Баллон с газом там только недавно заменили. А вечером, со своей дамой, – на сей раз, она даже не обернулась в сторону Маргариты, – милости просим отужинать с нами. Вы ведь с Георгием, насколько мне известно, собирались отметить защиту дипломов? Вот в тесном кругу и отметим, а заодно и поговорим, чем это мы с вами так похожи, – снова улыбнулась Елена. И, тут же «смыв» с лица улыбку, добавила: – Извините, мне надо работать. Нужное освещение уходит. Гоша вам всё покажет. – Повернувшись к мольберту, она всем своим видом дала понять, что разговор окончен.
Из диалога с ней складывалось впечатление, что Георгий к этому дому будто бы и вообще никакого касательства не имеет и что он здесь лишь на побегушках, подобно старику из сказки Пушкина «О рыбаке и золотой рыбке»…
«Старик» проводил нас во внутренний дворик.
Там оказалось удивительно опрятно. А вместо предполагаемого запаха навоза вкусно пахло аптечной ромашкой, ярко-зелёный «ковёр» которой устилал всё свободное пространство от забора до сарая с сенником. Скотинку Гошина тетка, по немощи своей, за несколько лет до кончины, не держала, а Гоше, само собой разумеется, это было ни к чему.
– Богатые у тебя владения! – постарался я подбодрить по-прежнему мрачно молчащего Гошу.
Он глубоко вздохнул, поставил сумку Риты на лавку под навесом летней кухни и, сказав: «Располагайтесь», удалился.
– Красота! – произнесла Маргарита и, скинув с ног босоножки, с явным удовольствием стала прохаживаться босыми ногами по траве.
Я тоже снял кроссовки и почувствовал приятную упругую мягкость стелющейся ромашки.
Спустя несколько минут вернулся Гоша и, уже довольно потирая руки, произнёс:
– Ну, вот видишь, как всё здорово устроилось! Елена спрашивает – нужны ли вам простыня и пододеяльник? Остальное всё на сеновале есть. Тулуп, матрас, ватное одеяло.
– Ничего не надо, спасибо, – улыбаясь ему, ответила Рита, – постельное бельё мы захватили.
Я изумился, что она подумала о таких вещах заранее, и в глубине души порадовался за себя: «Хозяйка!»
Когда Гоша ушёл в дом, Рита, оглядев наши владения, вновь радостно воскликнула:
– Как здесь славно! Пожалуй, намного лучше, чем в доме. О лучшем и мечтать не стоило! Знаешь, я всегда хотела поспать на сеновале, чтобы чувствовать душистый запах сена и ночью видеть звёзды… И хозяйка оказалась такая хорошая тётенька, – после небольшой паузы добавила она, сделав упор на последнем слове. Из чего я понял, что вряд ли они подружатся.
Вечером, за столом, все были милы, остроумны, и я даже не предполагал, по своему первому впечатлению, что Елена может быть такой непринуждённо-весёлой. По окончании ужина, который затянулся за полночь, они с Ритой расцеловались при прощании, как давние подруги. На какой-то момент, мне даже показалось, что это было искренне с обеих сторон.
– Не уходите! Давайте ещё выпьем! – разошёлся от таких порывов жены Гоша, хотя и чувствовалось, что он полон вином уже до «ватерлинии». – Сначала – на посошок, потом – стремянную, потом – закурганную, как у казаков водится! – продолжал он, пытаясь вернуть нас. – Вон ещё сколько всего осталось и вина и закуски, – указал он на стол, стоящий на веранде, над которым висел сплетённый из лозы абажур, создающий своим мягким светом старинный уют.
Честно говоря, я был бы не прочь продолжить застолье, поскольку всем нам было так, казалось, хорошо!
– Хватит! – осадила супруга Елена. – Во всяком случае, тебе. Обернувшись к нам, стоящим у двери, она вновь улыбнулась и ласковым голосом, уже без металла в нём, продолжила: – Молодым, наверное, уже баиньки хочется? Или – не баиньки, но всё равно хочется. Не так ли, Игорь?
Я чуть не ответил: «Так точно, мэм!» И даже намерился прищёлкнуть при этом несуществующими каблуками. Однако вовремя сдержался, решив не портить вечер, и ответил с детской наивностью:
– После такого обилия еды и вина, когда чувствуешь себя прямо-таки четырёхгорбым верблюдом, набившим под завязку все горбы, – только баиньки. Всего доброго. Спокойной ночи.
Я взял Риту за руку, и мы вышли с веранды, сначала на крыльцо, а потом и под звёздное небо, таинственно и холодно поблескивающее миллионами голубоватых глаз вселенной.