Читаем Живая душа полностью

На третий день, так и «не попленерив как следует», Елена уехала, перед отъездом грустно сказав мне: «Прощай».

– Может быть, до свидания? – попробовал я смягчить её тон.

– А зачем? – ответила она вяло. – Всё бессмысленно. В том числе и наши честолюбивые мечты. И сама жизнь, увы, бессмысленна не менее.

Она повернулась ко мне спиной, перекинула через плечо сильно облегчённую за эти дни сумку и, осторожно спустившись с крыльца, зашагала в своих неудобных сабо по тропинке, ведущей к калитке.

Возле неё она остановилась, обернулась и, помахав рукой, какое-то время пристально, будто пытаясь запомнить всё в мельчайших деталях, глядела на дом, на меня, стоящего на крыльце в шортах, босиком… Затем резко повернулась, открыла калитку и покинула участок, вскоре скрывшись из виду за изгибом тропы.


На следующий день после отъезда Елены я с нетерпеньем ожидал приезда жены с сыном, который, увы, не часто посещал меня, или нас с Натальей, на даче. И которому было теперь столько же лет, сколько мне в то, теперь такое далёкое лето, когда мы квартировали с Маргаритой на сеновале у Гоши, – двадцать семь. К их приезду я решил прибраться в доме, в том числе и в комнате Елены. Однако убедился, что там полный порядок. А на широком подоконнике, за шторой, обнаружил два, небольших по размеру – с тетрадный лист, сохнущих этюда. Под одним из них лежала записка.

«Игорь, это тебе от меня, на вечное пользование (хотя я понимаю, что ничего вечного, к сожаленью, не бывает), в память о Несбывшемся. Если приспичит, – ведь гонорары от книг, как я поняла, не кормят, – можешь этюды продать. Я разрешаю. Только не продешеви – это хорошие работы. И стоят они недёшево.

Не твоя и, увы, уже не прекрасная, Елена Клямке».

«Она сменила фамилию», – только и пришло мне на ум в вихре куда-то разбегающихся мыслей.

Я стал внимательно разглядывать пейзажи, и мне почудилось, что один из них как будто незакончен. Но именно его и можно было назвать «Недолгое ненастье».

Сквозь весёлую вуаль дождя уже проглядывали радующие всё живое на планете Земля, теплые лучики Жёлтого карлика – звезды по имени Солнце. А над Байкалом – над его ещё черной, после недавней бури, водой – висела необъятным коромыслом семицветная весёлая радуга…

Вторая картинка, казалось, была более завершённой.

На ней проявлялся задумчивый «гоголевский пейзаж» с тремя сороками, болтающими на копне. С тёмными пряслами и изумительно синим кусочком Байкала внизу. А из правого угла картонки, на которой был написан этюд, скромно выглядывал узнаваемый сенник Гошиной усадьбы. С почерневшими от времени и солнца брёвнами и досками. С широко открытым всем байкальским ветрам лазом, к которому была приставлена короткая лесенка и из неясной темноты которого на меня нынешнего словно пахнуло запахом давнишнего душистого, наверняка уже давным-давно истлевшего сена.

Всё в этом сарае было узнаваемым. Таким, как много-много лет назад.


Август, сентябрь 2007 г., Порт Байкал

Никто не приехал

Сентябрь… Яркий, солнечный, сочный на краски… Только вот день осеннего равноденствия выдался пасмурным и дождливым. Всё небо покрыло грязноватыми низкими тучами, неохотно, с ленцой, ползущими почти над самыми крышами домов, расположенных по склону горы, где полого, а где круто спускающейся к Байкалу. Кажется, дождю не будет конца…

А тут ещё по всей нашей горе погас свет. Электрообогреватели отключились. В доме сразу стало сумеречно, холодно и как-то особенно тихо. И только ветка берёзы, уже лишённая листвы, как плеть, от порывов внезапного ветра ударяет порой в другое, восточное окно, в которое так радостно летом заглядывали первые лучи утреннего света…

«Надо бы затопить печь», – решаю я, продолжая тем не менее сидеть за столом у окна и в каком-то тягостном раздумье глядя на чёрный, там, внизу, беснующийся крутыми волнами, вспыхивающими вдруг белой пеной, Байкал.

«До Покрова чуть больше трёх недель», – мысленно подсчитываю я…

Обычно после него я закрываю свой дачный сезон, прощаясь до следующего лета с ближайшим соседом «по имению» Евгением Серебренниковым, моим бывшим сокурсником по охотоведческому факультету, страстным путешественником, умудрившимся в своё время на яхте, в составе экспедиции из трёх человек, обогнуть земной шар…

Несколько лет назад он осел здесь, в этом небольшом посёлке на Байкале, где летом местных жителей, пожалуй, гораздо меньше, чем дачников: художников, литераторов, преподавателей вузов…

Да, как-то так вот сложилось, что именно в этот посёлок у истока Ангары приезжают в основном люди творческие. Дачники из городов Ангарска, Иркутска, Шелехова, расположенных не так далеко от Байкала, поселяются обычно на всё лето. С детьми, внуками. А к ним, в свою очередь на недельку, на пару дней, из разных городов и весей приезжают их друзья, знакомые, знакомые знакомых. Всё шумит, бурлит, смеётся!

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза