Живая душа

– Если всё время только брать, ничего не отдавая, – зачичеревеешь, заскорузнешь и интерес к жизни потеряешь. Да и жизнь саму будешь воспринимать как игрушечную, – решил поделиться своими раздумьями Василий. – Это как колодец. Если из него воду часто берут – она в нём чистая, светлая, не застойная. А перестань из него черпать – протухнет, загниёт вроде. Вот как Америка, которая со всего мира хапает – всё нажраться не может. И сама от этого вся будто чириями покрылась. Пока ещё на незаметных местах. Но самими-то – умными американцами уже ощущаемых. Так же, наверное, и с некогда могучей Римской империей произошло, когда хватательный инстинкт над всеми остальными возобладал. И она всё ширилась, ширилась до необъятных пределов, пока не лопнула, как мыльный пузырь, потому как стержня, скрепы основной, для государства нужной, идеи там какой или чего ещё у неё уже не было. А просто жить для набивания брюха – любому скучно становится. И в державе нашей печаль основная, я думаю, в том, что дела настоящего у большинства людей нет. А без дела стоящего – человек, как перекати-поле, туда-сюда мотается, а места приткнуться себе не находит. А дело, если его хорошо, честно делаешь, приносит отдачу и радость не только тебе одному, но и другим. И так получается, что чем больше отдаёшь – тем больше сам имеешь. Как бы добро и доброту преумножаешь, сеешь вроде, в этом мире…

Санёк молчал. И после некоторого раздумья Василий продолжил, в перерывах неспеша прихлёбывая уже изрядно подостывший чай и почему-то испытывая жалость к Саньку, как к сыну, вдруг потерявшему себя.

– Опять же если с колодцем сравнение брать. В глубоком колодце и днём звёзды светятся. Так и душа человеческая, чем глубже она – тем больше в ней света. Хотя, казалось бы, вглубь – это ведь совсем в другую сторону от высоты! Ан нет, почти одно и то же получается. Я вот в детстве мечтал: если такой глубокий колодец вырыть, чтоб всю землю проткнул. Он ведь всё равно где-то наружу выйдет: в Африке, Америке ли, и снова в небо глядеться станет. И снова звёзды в нём отражаться будут. Другие только. Южный Крест, например… Значит, глубина после какого-то предела в высоту превращается. Как царевна-лягушка в сказке, вывернувшись, превращается из лягухи в прекрасную царевну…

– Да слова всё это, Михалыч. Красивые слова – не более того, – задумчиво проговорил Санёк. – Пошли вон лучше колодец рыть. Это вот реалии. А то заболтались мы тут с тобой на отвлечённые темы. – И, уже вставая из-за стола и вновь оглядев скудную обстановку дома, не утерпел, добавил: – Сам-то ты что-то не много добра поимел, хотя сделать его, наверное, немало успел.

– А мне много и не надо, вот в чём вопрос, – спокойно ответил Василий, тоже поднимаясь из-за стола.

Как ни старались Василий с Саньком, как ни тужились, – вытянуть каменюгу не смогли…

Верёвка опасно вытягивалась. И казалось, что она вот-вот лопнет, как перетянутая струна. Обмотанный же ею, при помощи лома, крест-накрест, камень едва шевелился, но скользить по наклонным доскам вверх никак не хотел.

– Не вытянем мы его, – смахивая рукой пот, с безнадёгой в голосе сказал Санёк, когда они уселись на штабель передохнуть. – Ещё бы одного мужика – может, и вытащили бы.

– Мужики, особенно настоящие, – сейчас большая редкость. В иных местах при видимом мужском разнообразии ни одного мужика порою можешь не сыскать. Так, нечто среднее, в штанах, – задумчиво проговорил Василий и закурил.

Сквозь летучий дымок папиросы он увидел, как от веранды к ним нетвёрдою походкой и не по прямой, а плавными зигзагами движется здоровяк Геннадий. В одной руке он держал полупустую бутылку водки, в другой – шампур с несколькими, оставшимися на нем, кусками мяса.

– Ну, чё, мужики, будет вода? – задорно, как юный пионер, спросил он, подойдя к ним.

– Кто его знает, – ответил Василий. – Если за плитняком песочек пойдёт, может и будет. Хотя бы верховодка…

– Вы это, братцы, в натуре, воды Эдику добудьте. А то его Танька совсем заест… Угоститесь? – без плавного перехода спросил он, кивнув на бутылку.

– Да нам бы сначала каменюгу вытянуть, – заговорил Санёк, – а то он дальше копать мешает. Всё перегородил.

– Так чё сидим – не тащим! – с прежним задором воскликнул Геннадий и громко икнул. – Раз, два, взялись!

– Да мы уже пробовали – не получилось. Ещё б одного мужика. Втроём, глядишь, и осилили бы, – отозвался Санёк, с завистью глядя на могучие бицепсы Геннадия, который от слов Санька вдруг весело и громко заржал.

– Это, ну, как в анекдоте, когда баба ночью, слышь ты, мужу говорит, потянувшись так сладенько: «Эх, мужика бы сейчас…» А тот ей, недовольно: «Где ж я тебе, дура, в три часа ночи мужика найду!»

Он снова захохотал. Потом посмотрел на часы и сказал:

– О! Три часа. Где ж я вам мужика найду. Сами шукайте.

– Может подсобишь малость? Вон у тебя «банки» какие накачанные! – льстивым голосом проговорил Санёк, указывая глазами на могучие мышцы Геннадия. – Втроём-то мы б его – махом!