Живая и Мертвая

Теперь на меня смотрели белые с синевой лилии. Мама, тихонько щелкнув выключателем и прикрыв за собой дверь, вышла в коридор, и все погрузилось во мрак.

***

Похороны пришлись на солнечный день. Все семейство собралось попрощаться со мной, пришли друзья и даже пара однокурсниц, бледных и немного потерянных. Мама решила проблему просто: она обзвонила всех, кого нашла в списке моих контактов.

Не было только Тани.

Приглашенные неловко сбивались в кучки, не до конца понимая, о чем можно говорить, пока рабочие готовили могилу к последней церемонии.

Свет безразлично очерчивал квадратный силуэт машины, внутри которой лежал гроб с моим наряженным телом. То, что от меня осталось, накрасили, одели и причесали. Я была почти готова в последний раз выйти в свет. Точнее – выйти из света.

– Боже, какое горе… Как это случилось? – спросила двоюродная тетя, прижимая платочек.

– На переходе ее толкнула машина, и она… Она упала и ударилась головой…

– Бедная девочка, – всхлипнула тетя, обнимая маму. Выражение лица мамы не изменилось ни на секунду.

Так и есть. Я всегда была слаба на голову. Кто бы мог подумать, что от какого-то удара я могу умереть. Знала бы – даже спала бы в мотоциклетном шлеме.

Мне так хотелось подойти к маме и прикоснуться, но, даже сделай я это, она бы ничего не почувствовала.

Рабочие, занимавшиеся подготовкой к погребению, переместились к машине с гробом. Один из них направился к отцу и коротко о чем-то сообщил. Отец кивнул, подошел к маме и взял ее за руку.

– Все готово.

Пока ящик с останками опускали на дно, я сожалела, что не выучилась, как мечтала в детстве, на археолога. Это было бы чертовски символично: тот, кто раскапывает землю в поисках тайн, рано или поздно отдает ей свои секреты, упокоившись в персональном раскопе. Но жизнь в целом намного прозаичней, чем хотелось бы.

– Сочувствую твоему горю, – внезапно донеслось у меня из-за спины.

– Простите? – я обернулась на голос и увидела мужчину средних лет в очках, джинсах и клетчатой рубашке.

Одежда была слишком легкой для весны.

– Тяжело смотреть на собственные похороны. Я вот не смог. Остался дома. А ты молодец, держишься.

– Спасибо, – я слабо улыбнулась. – По правде говоря, на одном честном слове держусь…

– Понимаю. Меня зовут Денис.

– Катя.

– Все пришли?

– Нет… Одного человека… не хватает.

– Знаешь, похороны – это непросто для всех. Не каждый может вот так прийти, для некоторых это большое испытание. Но те, для кого ты был важен, приходят навестить потом, в одиночестве. Ты не переживай, обычно нужно просто подождать.

– Надеюсь… Может, ты мне скажешь. Я умерла, мое тело только что закопали, от меня ничего не осталось, но… Я все еще хочу есть. Это нормально?

– О да. Это как фантомные боли: остаточные ощущения. Твоя нематериальная часть запоминает последнее сильное физическое ощущение и транслирует его еще некоторое время.

– Тогда, должно быть, лучше всех приходится тем, кто умер во время секса, – ляпнула я, не подумав, и поспешно прикусила язык.

Денис расхохотался.

– Да, наверное, но я лично пока таких не видел. Это все равно что выиграть джек-пот – большая редкость. Не волнуйся, чувство голода пройдет.

Он немного помолчал и перевел тему.

– Пойдешь на поминки?

– Думаю, нет. Я уже все слышала. Я знаю, что будут говорить, что мама будет беззвучно плакать, что меня назовут замечательной, славной девочкой.

– Что, ничего другого не вспомнят?

– Боюсь, нет.

– Тогда остаться тут не худшая идея. Могли бы хоть фантазию проявить.

– Да уж. Я лучше подожду. Сколько там положено ждать опоздавших?..

***

Время вело себя со мной странно. Три первых дня после смерти, которые я провела дома, были до того насыщены, что слились в один сплошной кошмар из страданий моих родственников и бессмысленных, но привычных действий. Мне было душно и жарко, хотелось ветра и свежего воздуха, которого не было в этом измерении. Помню, как меня довели до исступления разговоры и, что хуже, молчание родителей и я, не выдержав, пошла умыться.

Я очнулась, когда пыталась повернуть кран, а руки проваливались сквозь блестящий металл. Ладони не могли коснуться воды, а обувь по середину подошвы проваливалась в пол. Я старалась об этом не думать, но каждый день складывался из таких деталей, иголками впившихся в память и твердившими: никогда, никогда больше, ты никогда больше не сможешь, никак, даже не пытайся…

Теперь же все слилось в один бесконечный разговор. Солнце вставало и снова садилось, а диалог все не заканчивался. Уже который день мы наворачивали круги, не удаляясь особо от моей свежей могилы. Я была обескуражена внезапным появлением компании и в то же время очень рада: я не хотела оставаться одна.

– А если хочется, например, зубы почистить? – мы гуляли по кладбищенской аллее.

– Это тоже нормально, – спокойно ответил Денис, протирая очки. – Это одна из доведенных до автоматизма привычек. А привычка, вредная или полезная, сопровождает нас и в жизни, и после нее. А иногда привычку надо, наоборот, заново вырабатывать. Например, общественный транспорт. Как ты добиралась до кладбища?