Живая, мертвая, влюбленная

Поднялся ветер, зашелестела листва единственного на всем лугу дерева, и заискрился воздух вокруг испещренного бороздами от старости ствола. Вдруг сверкнула молния, разрезая пространство и открывая проход прямо за одиноким дубом, на который легли яркие отсветы прохода.

Через минуту в светящемся мареве что-то появилось, и из подпространственного кармана вышли две тени. Обе высокие и статные. Как только ночной свет упал на них, стало ясно, что это представители первородных. Левая тень оказалась хорошо сложенным темным эльфом. Каштановые волосы, с ярко проступающей кое-где медью, аккуратной косой ложились на его бронзовую грудь. Яркие, зеленые глаза напоминали салатовую весеннюю зелень на лугах Запретных территорий. Плавная походка и высоко поднятая голова скрывали все то нетерпение, что читалось в слегка подергивающейся скуле. С детства эта особенность выдавала Фистанира. Выдала и сейчас. Он волновался.

Правая тень неспешно шагала чуть позади дроу. Ночные светила пробились сквозь крону дерева и осветили лицо второго первородного, светлого эльфа с дикой кровью оборотней в роду. Смуглая, медовая кожа, много светлее, чем у дроу, изящно контрастировала с пшеничными волосами, что, собранные двумя косами от висков до затылка, ровным водопадом ниспадали вдоль спины до самых бедер. Такие же идеальные черты лица, как и у темного, отличались только синевой чистого неба в глазах, и их более хищной, миндалевидной формой. Светлый явно умел контролировать себя лучше темного. По его движениям и бесстрастному выражению лица нельзя было ничего понять. Но я знала, что волнение владеет и первым по старшинству братом. Слишком хорошо я их знаю.

– И что же привело Хранителя равновесия, Владыку Светлых лесов и Запретных территорий вместе с кронпринцем Темных лесов и Долин ко мне в столь глухое местечко? – руки в боки, ноги шире.

– Прости нас, Всезнающая, мы не имели права навязывать тебе свое мнение или видение мира, – и эльф замолчал, ожидая моей реакции.

О, как заговорил светлый. Значит, с места в карьер.

– Ты имел в виду, кого-либо в мужья. Но продолжай, я слушаю, – в конце концов, за этим я и показалась на этом богом забытом лугу.

– Нам очень жаль, что мы оказались настолько трусливы и скрылись от заслуженного возмездия, – и старшенький покаянно склонил голову.

– Динаристан, почему говоришь только ты? Наш кронпринц темных язык проглотил? – и я глянула на дроу.

– Нет, я также приношу свои извинения. Динар говорил от имени обоих наших рас, – и глубокий, уважительный поклон мне.

– Рас, говоришь. Значит, это ваши расы подсунули мне жениш-ш-шка? – зашипела на этих двух негодников.

Ишь, чего удумали. Расы у них виноваты!

– Мама, ну хватит, а! – понуро прогундосил себе под нос дроу.

– Что хватит?! – еще больше вспылила я.

– Вести себя так, как будто мы неродные. Ты же знаешь, мы хотели избавить тебя от одиночества. Мы хотели помочь, – у него даже глаза заблестели, настолько он верил в правильность их выходки.

– Неужели, Фистан? А меня спросили, хочу ли я этого избавления? – вот твердолобые сорванцы!

– Мы поняли свою ошибку, мама, – решил прекратить ссору мой старшенький.

– Тогда почему скрывались тридцать лет, Динаристан? – тут же злопамятно протянула я.

– Ну, согласись, в гневе ты способна уничтожить парочку миров. Мы испугались, что в случае поимки страдать нам придется долго и мучительно, и не нашли ничего лучше, чем бежать, – эльф обаятельно улыбнулся.

Не пройдет, светленький. У меня к этому делу иммунитет.

– Это не причина, – настаивала на своем я.

Они наказание заслужили, так что оправдывать пробег страхом возмездия тщетно.

– А сама-то что? Как прошло тридцать лет, ты успокоилась, обиделась и скрывалась семьдесят от нас, – почувствовав уверенность в своих словах, Фистанир решил меня пристыдить. Пф-ф-ф, даже смешно.

– И еще бы скрывалась, если бы не Шихан. Кстати, где этот рогатый предатель? – я тут же начала осматриваться по сторонам, выискивая третью родную фигуру.

– Ждет, когда ты нас простишь, – раздался голос где-то позади братьев.

– Долго ждать ему придется, – припечатала раздраженная я.

– Ты жестокая женщина, мама. Лишила меня счастья лицезреть твои подвиги. Как тебе не стыдно? – отчитал меня этот неисправимый наглец.