Живая мозаика

Конечно, в этом была доля риска, но хирург был уверен, что все обойдется хорошо. Сознание, что она участвует в борьбе за жизнь мужа, придаст Елене Григорьевне физические и душевные силы.

…И действительно, в тот тяжелый и бесконечно длинный час женщина вела себя молодцом! Операция прошла успешно.

— Теперь вы можете считать, — сказал Елене Григорьевне хирург, — что два года, проведенные вами в медицинском институте, не пропали даром… Спасибо за помощь!

ПОСЛЕДНИЙ БАРАК

К председателю горсовета пришел пожилой неторопливый человек.

— Мне стало известно, что на днях сломают барак на улице Строителей.

— Да. Будут. А почему это, собственно, вас волнует? — удивился председатель.

Старик молчал. Он о чем-то думал. А может быть, подбирал нужные слова. Наконец заговорил:

— Этот барак был самым первым жилищем в нашем городе. До него здесь ничего не было. Даже вездесущих землянок. Именно с него началась история нашего города. И мы — его строители и первожители — об этом никогда не забывали. Не случайно, конечно, он оказался намного прочнее других бараков. И может простоять еще долго. Век его не закончился…

— Вы предлагаете сохранить это старье? — возмутился председатель. — Но разве вы не видите, что он портит вид красивой улицы! Да и кто согласится жить в бараке, если есть возможность переселиться в современную благоустроенную квартиру?

Старик скупо улыбнулся:

— Знал, что так скажете. Я тоже искренне рад, что бараки свое отдежурили и в них не стало надобности. Именно поэтому последний, тем более самый первый, барак должен быть сохранен… разумеется, не как жилое помещение, а как памятник сурового и прекрасного времени.

Старик внимательно посмотрел на собеседника и поспешно добавил:

— Можно, конечно, отодвинуть его в глубь улицы, ежели он нарушает общую картину. Быстрорастущей зеленью можно закрыть. Наконец, перенести в какой другой переулок… Важно, чтобы этот почетный свидетель и участник истории существовал. Чтобы каждый отец мог привести сюда своего сына и сказать ему:

— В таких бараках жили строители. Город, в котором живешь ты, был их мечтой, их любовью и воздвигнут их беззаветным трудом!

УЧАСТНИК ВОЙНЫ

Сотрудник отдела кадров, внимательно просмотрев анкету, заполненную мастером, мягко заметил:

— У вас здесь небольшая неточность. Вы пишете, что были участником Великой Отечественной войны, а фактически работали на заводе.

Глаза мастера вспыхнули.

— Неточность не в моем ответе, а в анкетных вопросах. Я варил для фронта броневую сталь, получил за это боевой орден, поэтому имею полное право считать себя участником великой битвы.

Помолчав, он спокойно добавил:

— Учтите, никаких исправлений в анкету вносить не буду, — считаю, что прав.

Круто повернувшись, он пошел к двери, широкий в кости, по-солдатски подтянутый.

Сотрудник отдела кадров, сам в прошлом фронтовик, уважительно посмотрел ему вслед. Он был целиком согласен с мастером.

ПАЛАТКА

Пожилые люди, очевидно муж и жена, равнодушно слушают рассказ экскурсовода. Лица у них тусклые, отчужденные, словно их разъединяет ссора или взаимная обида.

Зачем они пришли в музей? Скоротать время? Или, может быть, они приезжие и решили отдать дань достопримечательностям молодого города, у которого есть уже не только своя история, но и хранитель этой истории — городской музей?

Я хожу по залам, будто листаю страницы своей юности. Удивительно быстро движется время! Многие предметы, которые еще недавно были орудиями труда, принадлежностью нашего быта, стали музейными экспонатами.

Вот брезентовая палатка — неизменная спутница строителей тридцатых годов.

Возле нее уже знакомые мне мужчина и женщина. Впрочем, они ли это? Куда девалось хмурое выражение лиц, унылая отчужденность? Они стоят, взявшись за руки, и улыбаются — чуть застенчиво и молодо.

Невольно слышу их разговор:

— Ты помнишь, как твоя коса ночью к брезенту примерзла?

— Это было в буран, когда много палаток снесло. Наша уцелела: хорошо ты ее укрепил.

— Еще бы, для молодой жены палатку ладил…

— Сейчас бы, наверно, не так старался.

— Ты, Аня, не можешь, чтоб не уколоть. Не сердись за вчерашнее, ладно? Видишь, мы с тобой нежданно-негаданно в гости к нашей юности угодили.

СВЕТ ИЗ ОКНА

Григорий Андреевич, хмуря густые седые брови, крупно шагал по мокрой асфальтовой дорожке. Прилипшие к асфальту упавшие листья с деревьев придавали ему сходство с линолеумом неяркого причудливого рисунка.

В окнах одноэтажных домов рабочего поселка зажигаюсь огни. За каждым окном была своя жизнь, свои радости и печали.

Хотя Григория Андреевича никто, кроме Атача, не ждал, он всегда радовался возвращению домой.

— Ну что, старина, заждался?

Сильной жесткой рукой он потрепал овчарку по густой темно-коричневой шерсти. Зажег свет на кухне, а потом и в столовой, просторной светлой комнате, выходящей окнами на улицу. Теперь люди, проходящие мимо, будут думать, что и в этом доме своя жизнь, свои радости и печали. И они будут правы…