Живая память

Мы открыли беглый сосредоточенный огонь по вражеской батарее внезапно, довернув на нее от репера, когда немцы вышли из укрытий и начали постреливать. И думаю - им не поздоровилось.

Залпы прозвучали в отместку за наших товарищей, пострадавших от их мины. Орудия наши били по обычной цели и выполняли рядовую задачу.

Наступление продолжается

Перемещение было недальнее.

187-й гвардейский артполк сосредоточился в. районе Будезиоры - это южнее города Вилкавишкис, - чтобы помочь прорыву частями 5-й гвардейской стрелковой дивизии на участке Кумец-1 - Кумец-2. Пехота нашей дивизии отводилась во второй эшелон корпуса.

Мысль о предстоящем деле, одном из последних, вселяла в солдатские души подъем и настрой - предстояло выйти к границам Восточной Пруссии.

С вечера майор Ширгазин собрал комбатов.

- Я надеюсь на вас, - сказал он, - даже если меня не станет...

Никогда раньше не терявший самообладания, сегодня он нервничал.

В землянке находились еще артиллерийский техник дивизиона Колесов, новый радист Шпулько и телефонист. В рации что-то шелестело и попискивало, она работала на прием. С делами было покончено, мы собрались уходить.

- Товарищ Колесов, - обратился комдив к арттехнику, - выкладывай свои богатства и подавай кружки. Задержитесь, комбаты.

Кружки и богатства были поданы на деревянный ящик из-под снарядов, заменявший стол. Комдив налил каждому понемногу. Он первый поднял кружку и взглянул почти весело:

- Разбирайте, пока угощаю.

Необычное приглашение комдива сперва смутило. Но согласились мы без отговорок. У каждого что-то скребло внутри, росло напряжение. Комдив неспокоен тоже, это видно по осунувшемуся лицу и воспаленным глазам. Под нашими гимнастерками расходилось тепло. Оно не вселило покоя, а притупило остроту ожидания.

Ширгазин возбужденно заговорил:

- У меня предчувствие. Никогда не было, а теперь гложет, зараза. Убьют, наверно... Или оборвут ноги, чтобы не ходил по белу свету, даже не ползал.

- Что вы, товарищ майор, - запротестовали мы, - это бабушкины сказки.

- Не сказки это... Я чувствую... А чувства сюда зря не за-хо-дят. Зря им здесь делать нечего. И ведут за собой эту... ее, шайтан... старуху с косой.

- Ну и хрен с ней, со старухой. Вам отдохнуть надо...

- Я ж-жить хочу... По-том от-дохну...

- Потом некогда будет, - вдруг вмешивается Шпулько.

Я с удивлением слушаю голос радиста, вступившего в разговор с офицерами. Жду реакции.

- Утром начало, Борис Шайбекович, - напоминает Шпулько.

- Да, да, начало, - неожиданно соглашается майор. - И правда, комбаты, идите отдыхать. И я тоже...

Он откинулся на лежанку и задремал.

Мы вышли. Скрутили по папиросе. Закрывшись полой плащ-накидки, прикурили от спички. Капитан Федяев ушел.

- Радист Шпулько уговорил майора быстрее нас, - сказал я.

Сурмин посмотрел на меня внимательно, потом ответил:

- Ничего удивительного, этот радист - девушка. В солдатской одежде трудно понять, кто этот радист, - девушка или парень. Она так же курит махорку и может при случае загнуть с верхней полки. Голос у нее грудной, низкий. Ее трудно отличить от других солдат.

- Не пристают к ней?

- Солдаты ее побаиваются и называют между собой Ниной-Колей. Получается ни то ни се. А майор держит ее около себя и покровительствует.

- Майор сильно сдал, жалуется на предчувствия. Такого и действительно могут убить.

- Это не первый день у него - сдают нервы. Убьют или не убьют - никто не может сказать заранее. Даже предчувствие. Утверждают, что предчувствие верный признак надвигающейся беды. Неправда. Оно может сбыться, а может и нет. Вероятность этого события равна половине, пятидесяти процентам. Когда событие сбывается, суеверы вроде бы торжествуют: а мы что говорили! И помалкивают, когда оно не сбывается. А как твое самочувствие?

- Я застрял мозгами в полковом медпункте. Новая врач...

- Брось думать о ней. Ларисе легче выбрать из штабников - они поближе. Чем не жених помначштаба или начхим?

- Сердцу не прикажешь...

- Выкинь из головы. И прикажи сердцу - ты солдат. Твои попытки обречены.

Капитан Сурмин, как всегда, прав. Я вернулся к себе и, управившись с делами, лег отдохнуть.

У Сурмина крепкая голова, он настоящий артиллерист, думал я.

В полку появились девушки. На их хрупкие плечи легли мужские обязанности связистов. Девушки были и раньше - их видели на театральных подмостках агитбригады и в медсанбате в роли медицинских сестер и санитарок. В медсанбате и на подмостках роль девушек понятна. А каково им придется на поле боя?

Думал о Ларисе, несколько мгновений покоившей свои легкие руки на моих плечах. Неизъяснимое волшебство исходило от этих рук... Она не сказала ничего обидного, а дала понять: не на ту загляделся. Тебе обидных слов не скажут, чтобы пощадить тебя и твое самолюбие: ты должен еще воевать.

...Когда закончился огневой вал, наступила относительная тишина. Под прикрытием огня артиллерии пехота прошла через вражеские окопы. Дальше лежала местность, свободная от видимых укреплений. Казалось - иди и оставляй ее сзади. Но так казалось. За каждым кустом, в каждой роще мог притаиться враг. Шум выстрелов удалялся и становился реже.