Живая память. Том 3. [1944-1945]

«Шли мы тогда опаленной донецкой землей и только одно видели — огромное кладбище городов и заводов, ни одна труба не дымила. Ни одного копра не было над шахтами, ни одной котельной не осталось на заводах. Горы изуродованного, искореженного мертвого и черного металла — вот что мы видели. И только с терриконов да шлаковых отвалов, как и прежде, поднималась к нам буро-рыжая пыль. Пыль былой добычи, былой трудовой славы.

У тебя на глазах блестели слезы, товарищ. Да и у меня тоже. Да, мы плакали и не скрывали своих солдатских слез. Но не пали духом, не опустили рук. Всем народом мы стали восстанавливать шахтерский край. Еще не остыла зола пепелища, а в ней уже копошились ребятишки-школьники и домохозяйки: разыскивали инструмент и бережно складывали в сторонку. Старики зашевелились на своих огородах, стали откапывать загодя припрятанные отбойные молотки, обушки и топоры и сносить на шахту. Они твердо знали, что шахта будет жить, должна жить!»

Это писал Борис Горбатов своему другу, рассказывая о том, что он увидел в освобожденном от немецких захватчиков Донбассе. Писатель — военный корреспондент — на время задержался в родном краю, объясняя товарищам: «Меня наметили послать на второй фронт. Туда, — показал на запад. — Но его там все еще нет. А здесь он уже есть: каждый забой становится местом сражения за жизнь нашей страны…»

И далее пишет: «Ты ушел тогда из охваченного огнем Донбасса дальше на запад, за реку Молочную. Но в забой вместо тебя пошла твоя младшая сестренка, пошли шахтерские жены, шахтерские невесты, шахтерские дочки. Непокоренные старики, которых враг нагайками не мог заставить работать, теперь сами добровольно и радостно, словно молодость вернулась к ним, пошли на шахту.

Вся страна двинулась на помощь Донбассу… Я вижу дорогих мне людей и их великие дела. Вижу, как, рискуя жизнью, спускаются по канату в затопленную шахту первые шахтеры-разведчики: как ныряют в ледяную воду слесари, отыскивая насосы; как в стволах на подвешенных люльках качаются проходчики; как бесстрашно входят в заваленные и порушенные штреки первые крепильщики. Каждая шахта становится свидетелем таких трудовых подвигов, каких еще не знал мир».

Все так и было. Я был свидетелем этого, довелось видеть своими глазами то, о чем рассказывает писатель.

Все было как на фронте: страсть, невиданный порыв к победе в забоях. Истерзанный, приниженный врагом народ вновь обрел силу и крепость для новых великих деяний и творчества. А вот и конкретные адреса свершений.

Шахта № 10 «Чекист». Подъемная машина, ствол были взорваны. Оставался единственный путь, чтобы проникнуть в подземелье и разведать горные выработки, — старый заброшенный шурф. Никто не знал, сохранилась ли в нем лестница.

Маркшейдер Жижченко прилег на землю, заглянул в зияющую пасть шурфа, откуда тянуло плесенью и холодом. Разглядел в шурфе ступеньки, по которым можно спускаться.

— Я пошел, Емельян Григорьевич, — бросил маркшейдер своему спутнику — начальнику движения Шанько. И тот поспешил за товарищем.

Уже в начале пути разведчики промокли. Промерзли до костей. Но отступать не хотели. Возвращаться с одной жалобой на неудобства — позор! А трудности на пути первопроходцев все осложнялись. Вдруг исчезли ступеньки лестницы. Тогда приходилось повисать на руках и ногами нащупывать новую опору.

Преодолев шурф, горняки еще несколько часов «путешествовали» по безмолвному подземелью, карабкаясь по заваленным и подтопленным водой штрекам. Разрушены горные выработки. Засыпаны породой пути уклонов и штреков. Поржавели вагонетки, уцелевшие механизмы. Шахта-любимица была изуродована. Но…

Когда горняки поднялись на поверхность, выглянули из шурфа, к ним потянулись десятки добрых рук, подхватившие их. Начались расспросы. Всех обрадовало: хотя разрушения велики, восстановить жизнь в забоях можно, путь углю на-гора будет открыт!

И уже на следующий день тысячи мужчин и женщин и даже ребятишек пришли к стволу. У каждого в руках заступ или лопата. Многие захватили носилки, прикатили тачки. Работа пошла! Горячая, упорная, вдохновенная.

Ствол был взорван и завален исковерканными вагонетками. Казалось, без помощи мощных подъемных кранов и другой техники здесь делать нечего. Но находчивый слесарь Иван Черкасов решил не ждать подъемных кранов: «Сам справлюсь». По канату спустился вниз. К канату ловко с помощью изготовленных им приспособлений прицепил вагонетку и скомандовал:

— Подъем!

Черкасов очень рисковал: вагонетка могла оборваться, а от нее негде было спрятаться в стволе.

Риск был оправданный: ствол быстро открыли для движения клети. И под землей произошла встреча Черкасова с товарищами. Пока он расчищал путь, другие горняки, проникая под землю по шурфу, восстанавливали штреки.

И вот пришел большой праздник: в забоях застучали обушки. Забойщики начали борьбу за восстановление довоенного уровня добычи угля.

Казалось, об этом даже смешно подумать: ведь из лавы уголь таскали на санках, а к стволу доставляли на носилках…