Живая смерть

Заинтригованный Жоаким тут же вооружился скальпелем и сделал длинный надрез вдоль грудной клетки трупа. Покопавшись в ране, он извлек оттуда нечто, похожее на вытянутый зародыш. Он тщательно рассек ткани и обнаружил оригинальную систему перекрестной циркуляции, связывавшую девочку с утробным плодом.

Жоаким понял, что перед ним абсолютно необычная форма партеногенеза. Он попросил Уго принести ему ещё несколько трупов и вскоре получил возможность проследить все фазы этих родов. Некоторые близнецы имели у себя в боку только маленький узелочек, который было даже нелегко определить на ощупь, у других же была налицо целая опухоль величиной с кулак.

Кончилось тем, что Уго принес ему два трупика близняшек одинакового размера, связанных между собой только гибкой телесной пуповиной. При её вскрытии следов какой-либо циркуляции в ней ученый не нашел. В сущности, то была всего лишь дряблая соединительная ткань, практически не кровоточившая. Кожица в этом месте была очень тонкой. Несомненно, то была последняя перед разделением фаза. И вопрос о том, каким образом близнецы столь стремительно расплодились, отпал.

Оставалось выяснить, чем же они питались? Ведь запасы консервов и других пищевых продуктов, собранные в кухне, оставались почти нетронутыми. Пришлось отказаться от решения этой головоломки.

* * *

Как-то вечером производимый ими шум стал совершенно невыносимым. Карабин Уго не умолкал ни на минуту.

Марта уже не могла спать даже со снотворным. Обхватив голову руками, она замерла в позе отчаяния на бортике кровати. Жоаким заканчивал переписывать усеянный помарками текст.

— Что это они как с цепи сорвались сегодня? — жалобно простонала Марта.

Жоаким бросил взгляд на окна, за которыми временами вспыхивали дальние сполохи.

— Наверняка это как-то связано с приближающейся грозой, — буркнул он.

Его, похоже, в эти минуты больше интересовала работа, которой он не на шутку увлекся, чем близнецы. Его буквально трясло от возбуждения. Наконец он не вытерпел:

— Марта, мне все же удалось этого добиться. Я расшифровал письмена, выгравированные на плите… и это… мне становится не по себе. В отдельных деталях и нюансах я разобрался ещё не до конца, но общий смысл ясен.

Марта взглянула на него с плохо скрываемым равнодушием.

— Это напрямую касается нас, — добавил ученый.

В глазах молодой женщины блеснула искорка интереса. Она прошептала:

— Да вы с ума сошли!

— Увы, нет. В своем поиске я опирался на грамматические правила и лексику, дошедшие до нас из глубины веков. Выяснилось, что текст исполнен на самом старом из всех известных языков. Это не архаический земной и… даже не европейский. Я хочу сказать, что он один из локальных языков, без сомнения во многом способствовавший становлению европейского, но только неизмеримо древнее его. Речь идет о диалекте, родившемся в провинции, когда-то называвшейся Лациум. У меня нет ни малейшего представления, где точно она располагалась. Вероятно, где-то на берегу Средиземного моря, в общем, не так уж и далеко отсюда.

Биолог вытер выступившую на лбу испарину. Выглядел он усталым и донельзя напуганным своим открытием. Но продолжал:

— Было трудно, даже очень. В большинстве книг не хватало страниц… В давно минувшую эпоху этот язык, как представляется, знал свой звездный час…

— И все же: что там выбито, на этой старой плите? — нетерпеливо перебила его Марта.

Пожилой ученый прокашлялся и зачитал охрипшим голосом:

— «Здесь покоится пирене, дочь бебрикса, мать змеи…»

Это написано в первой строке.

— И какое это может иметь отношение к нам?

— Погодите. Я ведь прочитал только то, что имелось на лицевой стороне могильной доски. А на обратной стороне я расшифровал вот что…

В этот миг его голос задрожал ещё сильнее, сделавшись еле слышным.

— «Пройдут века, и кровь…» — тут недостает одного слова… «Кровь оживет в телах молодых девушек…»

Бледная как смерть Марта рывком вскочила на ноги. Жоаким же продолжал читать:

— Далее полностью стерты две фразы, но все-таки можно достаточно отчетливо прочитать следующее:

«Так заканчивается господство человека» и еще: «Новая всемогущая раса…»

Вот и всё. Эти последние слова выбиты очень крупными буквами.

После длившегося какое-то неуловимое мгновение колебания, он закончил: