Живая вода (СИ)

Феликса уже поняла, что о путях к Острову Жизни легенды Форелей ничего не говорят. Пока Маронда ходила к матери-горе, волшебница изучала старые свитки вместе с ведуньями. Там была пара слов об Анаштаре — первой хранительнице Острова, “темное дитя со светлой душой”. Брисигида интуитивно сделала все то, о чем говорилось в свитке: перестала видеть в демонице врага и прониклась к ней сочувствием. Так она смогла прислушаться к ее израненной душе и найти в ней имя Древней, чтобы “вернуть ей искру прежней добродетели”, как выражались сказители.

— Путь к Острову нельзя отметить на карте, — согласилась Феликса. — Но мы уже вызволили из оков безвременья первую Проводницу. Найдем и второго Проводника.

— Я верю, что тебе все удастся, Стальная Гарпия, — поддержал ее Отец Воинов. — У тебя есть чутье! А оно порой дает больше знаний, чем древние сказания.

Воины разошлись по своим домам. Джареки снова обнял девушку на прощанье:

— Как я рад, что ты снова здесь! — пробасил воин. — Без тебя я бы ни за что не смог пройти обряд посвящения. Я всегда вспоминаю тот день, когда мне недостает смелости…

Феликса не нашлась, что ответить, но сын Джорамана ответа и не ждал — поспешил к своей семье, как и остальные.

***

Данатос всю ночь не мог уснуть. Плетеный дом на дереве, где он спал, был очень уютным, даже уютнее их с Лаэртом каюты на “Оке Бури”. В домах Форелей постели устроили прямо на полу, как нравилось оборотню, и они казались мягче любого матраса. Но ему все равно не спалось. Он боялся идти к вершине Джораакинли: там он снова мог впасть в эпилептический припадок, как это случилось в первый раз на молениях.

А еще он боялся самой горы. Стоило ему закрыть глаза, и в ушах гремели потусторонние барабаны, разгоняя кровь все быстрее и быстрее. Данатос еле сдерживался, чтобы не принять кошачье обличье. Он не понимал, что от него требует этот зов. Вдруг его внутренний хищник откажется повиноваться, и он больше не вернется в человеческое обличье?

Как тогда ему объясниться с Феликсой?

Вечером он видел, как один из воинов Серебристой Форели подарил волшебнице заколку для волос, искусно вырезанную из дерева. Сам Данатос так и не додумался сделать ей подарок. Или хотя бы купить, как Лаэрт Брисигиде… Смутное волнение из-за высокого сардана, восхищенно глядящего на чародейку всякий раз, как она проходит мимо, тоже не способствовало спокойному сну.

Обычно в таких случаях он говорил с сестрой. Но Брисигида последние недели и сама была как пришибленная. Данатос знал, что все дело в Лаэрте: она считала, что виновата в том, что не уберегла друга от чар Анаштары. Сколько бы он не говорил ей, что ничьей вины здесь быть не может, сестра не успокаивалась. Ей было не столько стыдно, сколько грустно. Она могла любить всех людей на свете, как истинная последовательница Триединой матери — и Лаэрта она тоже любила. Но не по-женски. Как женщина она так и не смогла ни в кого влюбиться. Только после столкновения с демоницей Брисигида это осознала.

Через несколько часов безуспешных попыток заснуть Данатос решил выбраться на свежий воздух. Он спустился по удобно расположенным на стволе поручням и ступенькам и присел на одно из бревен у подножия диниции.

— Первый раз вижу, чтобы ты страдал от бессонницы, — услышал Данатос грудной женский голос. Анаштара тоже не спала. — Боишься встречи с Джораакинли?

Оборотень кивнул. Он все еще не решил, как относиться к их новой спутнице. Анаштара бывала груба и гневлива, но порой пыталась помочь. Очень по-своему — но чаще всего ей удавалось сделать для команды что-то полезное.

— Меня она тоже зовет, — проговорила суккуб. — Но меня бережет власть Брисигиды.

— Она может оставить меня зверем навсегда? — прямо спросил Данатос.

— Может, — Анаштара не стала врать. — Неужели ты считаешь, что это большая беда? Разве твои кошачьи души тебя когда-нибудь подводили?

Ответа демоница не дождалась, растворилась в предрассветных тенях. Данатос дождался, когда небо слегка посерело, и тихо вышел из Иллати. Другого способа помочь Феликсе у него не было.

Глава 2. Когти и клыки

Вершина Джораакинли встретила Данатоса звенящей тишиной. Зверье избегало вершины спящего вулкана. Мать-гора не гневалась уже много-много лет, но что-то заставляло даже птиц облетать стороной вершину.

Подножье же кишело жизнью. Брызжущая зелень сельвы словно обнимала вулкан, успокаивала, укрывала свою спящую мать плотным малахитовым одеялом.

Маронда проложила себе к вершине Джораакинли портал: восхождение старухе не по силам. Данатос такой трюк провернуть не мог. Ему пришлось идти несколько часов, так что когда он добрался к жерлу священного вулкана, солнце уже заливало все вокруг слепящими волнами света.

Оборотень прикрыл глаза, купаясь в жарких лучах. В разум тут же хлынули вспышки образов, но он был к этому готов. Несколько глубоких вдохов, и сумбурные картинки сменились более четкими видениями. Они тоже переливались калейдоскопом, обрывались и таяли, но давали хоть какую-то информацию.