Живая вода времени (сборник)

Догнал незнакомец, по виду чудак,

В руках нес терновую ветку.

Он вымолвил тихо: «Живешь ты не так,

Как надобно жить человеку».

Дохнули просторы прохладой земной,

Хоть не было ветра в помине.

Повел разговор незнакомец со мной,

Назвал невзначай мое имя.

Раздвинул рассвет потаенную даль.

Укрылись туманы в болоте…

Вздохнув, незнакомец печально сказал:

– Радей о душе, не о плоти…

Вдруг капнула кровь с воспаленного лба,

Высокого лба незнакомца,

И спрятала тень путевого столба

Лучи восходящего солнца.

Вдруг ветер подул от речных берегов…

И с тихой печалью во взоре

Исчез незнакомец – не слышно шагов

В безмолвном тревожном просторе.

* * *

Не осталось в душе, не осталось

Ничего, что когда-то берег.

Поздней жизни земную усталость

Незаметно впустил на порог.

Внял свеченью звезды запоздалой,

Неживой и холодной, как лед,

Одинокой, печальной, усталой,

Завершающей поздний полет.

Не нашел на земле опустевшей,

На отжившей шершавой стерне,

На дороге, средь пыли осевшей,

След любви, что спешила ко мне.

Не увидел на поле разлуки

Тайный свет невозвратных очей.

Лебединые тонкие руки

Растворились в забвенье ночей.

Не услышал взволнованной речи

В потаенной родной стороне:

И не вышел никто мне навстречу,

И не вспомнил никто обо мне.

Не осталось в душе, не осталось

Ничего от любви молодой,

Ничего, что извечным казалось,

Но, как вечность, осталось со мной.

* * *

Прости, земляк, покинувший наш мир,

Изведав все житейские невзгоды,

За то, что я тебе не посвятил

Ни одного стиха, тем паче оды.

Прости за то, что не зашел,

Где жил ты, черствым временем забытый,

Где ты хранил к живой судьбе укор

И помнил застарелые обиды.

Прости, что я ссылался на дела,

Но праздно жил, ведомый волей рока.

И не заметил сам, как жизнь прошла,

И поседело сердце раньше срока…

В родном краю, где тень забытых дней,

Сливаясь с небом, в даль летит крылато,

Стою у заколоченных дверей

Твоей судьбы, к которой нет возврата.

Татьяна Булгакова

Если б он был султан…

Аэропорт. Сквер. Лавочка. Василий. Кажется, все кругом в горестном раздумье. Тишина, лишь изредка шуршит жухлой листвой осенний ветер. И вздыхает Василий. О своем, «за жизнь» вздыхает.

– И зачем я Клавке платок подарил? На, говорю, жена, оренбургский пуховый. Как заказывала.

Единственный слушатель сунул мокрый нос в ладонь Василия, вильнул куцым хвостом. Получив, наконец, кусок дорожной колбасы, отошел в сторону.

– У нее ж аллергия на пух. И не Клавка заказывала, а Дуся.

Псина, сочувственно вздохнув, поплелась прочь.

– Теперь вот по личным обстоятельствам на вахту досрочно возвращаться надо. Бес попутал, – понеслось вдогонку дворняге. Движение пса ускорилось. Уж кто только не сиживал на этих аэропортовских лавочках. И кто о чем только ни горевал. А колбаса, увы, не бывает бесконечной…

* * *

Дуся трепетала от восторга. Вася вернулся в Ямбург до срока. Василий трепетал рядом. Она ждет традиционного подарка. Василий никогда не забывал привезти из отпуска хоть небольшой презент. А теперь может достать из заезженного чемодана только флакон «Красной Москвы». С большим трудом раздобыл его в первопрестольной. По спецзаказу Клавдии. Ей, видите ли, аромат «Красной Москвы» навевает воспоминания о молодости. «Давно минувшей», – вздохнул про себя Василий.