Живая вода времени (сборник)

Мой друг в войне, меняя роли,

Пройдя горнило всех дорог,

Впитал душою столько боли,

Что думать о войне не мог.

Он никогда вам не расскажет,

Что видел мертвого врага,

Тела, сгоревшие до сажи,

И рек кровавых берега.

Трассируя огнем сквозь небо,

Раздаривая смерть свинцом,

Он каждый миг собою не был,

Был чертом с яростным лицом.

Кому-то жизнь война дарила,

Шанс выжить был ничтожно мал, —

Все полыхало и дымило,

Но он о том не вспоминал.

Танкистом он утюжил гадов,

Военный обретая стаж.

Но взрыв, огонь – и кто был рядом, —

Отныне бывший экипаж.

И где бы друг мой ни сгодился, —

То переправа, то десант,

В аду огня в нем вдруг открылся

Неслабый снайперский талант.

Все та же цель была одна —

Крошить врагов фашистской масти…

Но тут закончилась война

С большой надеждою на счастье…

Пройдет очередной парад

И о войне расскажет снова

Иконостас его наград…

Но друг по-прежнему ни слова.

Долголетие

Когда кого-то любишь,

Растишь, поишь, голубишь,

Ты как бы жизнью их живешь порой.

А если так, прибавь тогда

К своим годам и их года —

И этот возраст в сумме будет твой.

Кому под силу ноша,

Чтоб было десять кошек,

А у супруги все живут, до двадцати.

Но есть еще и внучки,

Сложи года до кучки,

Глядишь – супруга третий век в пути.

А выглядит на тридцать,

Мне с места не сойти!

Владимир Плотников

Из цикла «Билеты встреч и разлук» 180814

Простите, почтеннейшие. Этот необузданный, сумбурный случай связан с циферками. Сейчас они, знамо дело, стерлись, а лет 90 назад весьма жирно пучились со стенки в левом от окна изголовье. Малость пониже красовалась примечательная роспись с оборванной закорючкой. Я навсегда запомнил те 6 цифр. Мой первый рейс. Первая порча. Первая встреча с вандалами – с парой чудовищ.

«Ой. Вишь, каков срамец, накорябал тут. Я стереть было, а тут вы. Неловко даже, подумаете чего про меня, чего доброго. недоброго сиречь. Нет? Вне подозрений я! Благодетель вы мой, спасибо. Располагайтесь, милсударь, путь-то, я чай, не близкий? А мне до Киева, а там. еще крюк кой-какой»…

Не успел в купе войти, как на меня настороженно воззрился молодой человек, угрем извернувшийся от подушки. Хитроватый, в чиновничьем мундире. В руке химический карандаш, на нижней губе черный следок. Офицерская бородка, куцеватость с рыжинкой, легонькая картавость.

«…Вы по надобности какой, по личной? Служебной. Так-так, а я и так и так, и сяк и так, и свое, шкурное, и по чину надобность. Засурков моя фамилия, слыхали, может. Пихтюк-Засурков. По адвокатской линии. Защитник народный. Не гнушаюсь нигде. И по городам, и по весям. О, как вам идет без верхнего, господин. ага, понял, господин штабс-капитан. У меня к военным отношение о-го-го, особенное отношение, авантаж.

Я вот. извольте не пренебречь, карточку вам. я с военными всяки имел дела. Сейчас себя обслуживаю. Защищаться буду, сударь мой, от, к слову, вашего коллеги. Званием подполковник, граф опять же. Ж-го уезда. Тамошний предводитель дворянства. Полагаю, засажу я его. Нет-нет, оговорился, засужу. И поделом. Человек-то он, может, и почтенный, и ордена заслужил за дело. Только разве барское это дело людей убивать? Что с того, что человек сословием попроще? Не тот нынче век. Потому и не ерихонься, а то живо на ж. ссадим.

Благодарствую, не пьем-с. Водочку-с. Мы наливочку уважить любим. А вы? Не? Запах не тот? Ну, мы прибережем наливочку до дому. Пихтюк-Засурков, он, барин, в поездах строжайшим образом уваживает бургонское Шамбертен № 38 три дробь четыре. Не иначе. Иначе только рейнское Шлос-Иоганисборг. Как в книжке одной старой. Слюноточивая мечта захудалого, вечно голодного студента Моси. Еще тому лет восемь пивал бедный Мосик разбавленное столовое, на худой край – пиво в дешевом трактире. Но пристально мечтал о Шамбертене. При этом. Притом, что как видите, добился, и довольно скоро».