— Один раз можно.
— А вы?
Ревзин замялся:
— Если шинники могут, то почему же я…
— А что, шинники, с клеймом на лбу или работают хуже вас! — возмутился Москалев.
Осипов постучал карандашом по столу. Затихли.
— Значит, можете?
— Конечно.
— В этом разговоре такая мысль, — Осипов опять говорил четко, неторопливо и даже грубовато. Куда делась старческая немощь? — Раз в месяц — в полтора, это мы договоримся, железнодорожники дают одному заводу столько вагонов, сколько потребуется. Остальным — ни одного. Каждый из остальных должен ждать своей очереди. Это те же вагоны, что сейчас непроизводительно простаивают на ваших подъездных путях. Только мы будем группировать их, в назначенный час, милости просим, получайте. Вижу, выгода большая. И вам и нам. Ну, а что касается других резервов, я обещаю сделать все, что можно. Условие одно: быстрее разгружайте сырье и быстрее грузите свою продукцию.
— Согласен, — с облегчением выговорил Москалев.
— В таком случае, я тоже. Если шинники могут…
— Опять?
— Не ершись. Опять! Ну и что?
— Ничего…
— Ну-с, хорошо… На том и порешили. — Осипов повернулся к Борцову. Не стало прежнего рассудительного человека. Появился жесткий командир, который не терпит возражений. — Сейчас уточните потребности каждого предприятия. Чтобы ничего лишнего. Без дураков. Вместе с директорами прикиньте график подачи порожняка, уборки груженых вагонов. Порядок работы с предприятиями оформите своим приказом.
Не дожидаясь ответа Борцова, уверенный в четкости исполнения, он встал, захлопнул папку.
— До свидания, товарищи…
Потускнел Осипов в глазах Дементьева. Так хорошо начать и так паршиво кончить! «Стареет, стареет…» — с сожалением думал Андрей Петрович, усаживаясь в машину позади начальника дороги.
— В управление, — приказал Осипов. Посмотрел на часы. — Через десять минут сетевое селекторное совещание. Сам министр.
«Сам министр…» — повторил для себя Дементьев. Значит, он, как и все заместители начальника дороги, должен быть в студии.
— После селекторного поедем в депо. Сегодня пришла первая группа электровозов. Надо посмотреть, что за звери будут у нас работать…
Эти слова — для шофера. Чтобы наперед знал, куда ехать. К электровозам Дементьев не имел никакого отношения. Это хорошо. Селекторное кончится вечером. Зачем терять остаток дня на смотрины электровозов? Эка невидаль!
Осипов надавил на белый клавиш на щитке автомобильных приборов. Машину заполнила музыка: «Маяк» передавал популярные мелодии.
— И ты поедешь, — заглушил музыку голос Осипова.
— Хорошо, — тотчас ответил Дементьев. «Пошел бы ты к черту!» — выругался в душе.
Разговор с директорами обесцветил радость общения с Осиповым. А тут еще смотрины! Дементьев почувствовал себя жертвой стареющего человека, далекого от интересов жизни, но пока еще, к сожалению, имеющего большие права. Разве можно рассчитывать на поддержку его угасающих сил? Если все рассказать, как на исповеди, не поймет. Слишком стар. Надо все делать самому. Но смелее! Нечего жевать варежку. Может быть, даже хорошо, что он такой. Не будет лезть в каждое дело, руки фактически развязаны…
Машина остановилась у подъезда управления.
Недовольный Топырев протянул Матузкову потертый лист.
— Читай! — Рассерженно засопел, выколачивая из мундштука табак. — Скоро не только пожары, крушения начнем делать.
Письмо было на листе школьной тетради, коряво написанное фиолетовыми чернилами. Вверху косая строчка: «Топыреву. Разобраться и доложить». И закорючка вместо подписи.
«…На станцию меня свернули на боковой путь. Думаю, неспроста. Попался хороший поезд, и — на приколе оказался. Кричу дежурному по станции, он как раз на перроне стоял: «В чем дело?» А он тычет рукой в хвост моего состава. Я спрыгнул на землю, отошел от паровоза, а в хвосте дым хлещет. Побежал туда с помощником. Оказалось, у цистерны букса горела. Потушили. Дело оказалось простое. Смазка до шейки оси не доставала, воротник буксы почти сгорел. Так ездить не годится. Надо что-то делать…»
— Читай! — протянул Топырев новый лист.