Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого - 2

А содержание машины… Оно было невероятно дорогим… Если посмотреть все счета на седьмой станции техобслуживания, то можно увидеть, сколько это ему стоило. Сколько официально! А сколько он давал сверху? Да, все его узнавали. «Высоцкий… Володя…» Но все драли с него… Вот такие люди работали на той станции…

А подарки Марине? Всю жизнь он мечтал хоть чем-нибудь ее удивить! Если бы не Марина, он ни за что не взялся бы строить дачу… Меха, на которые он истратил несколько тысяч рублей. Была у него мысль — подарить ей манто, так ведь не получилось…

Только последние года два, когда он стал работать на стадионах и во дворцах спорта, зарабатывал очень прилично. Он работал пять-шесть дней, давал по три-четыре концерта, конечно, выкладывался, но потом месяц или два мог жить спокойно.

Приватные концерты? Нет, никогда в жизни частных концертов он не давал, по крайней мере, я о них ничего не знаю. Сколько ни умоляли его, какие бы деньги ни предлагали, он никогда не соглашался.

В Тбилиси один человек через наших общих знакомых долго уговаривал Володю, приглашал в гости. Наконец Володя согласился, и мы туда поехали. Приезжаем: большой двор, накрыты столы — и полный двор гостей! Человек, наверное, сто пятьдесят… Сидят наготове с магнитофонами! Володя посмотрел на все это, развернулся: «Поехали отсюда». А вот за границей такие концерты были, там к этому совершенно другое отношение.

Раздавал деньги? Никогда! При мне был только один случай — в 1979 году в Ташкенте он отдал сто рублей французам. У французских туристов не было наших денег, а за франки их не хотели кормить в ресторане. Володя подошел к ним, спросил по-французски: «В чем дело?» Вытащил и отдал им сто рублей. Они спрашивают: «Как же мы вам отдадим?» Володя ответил: «В Париже отдайте Марине Влади».

Вообще умел вести дела, знал цену своей работе, своим деньгам, понимал, что они заработаны. Это важно — почему-то никто не задумывается, как он жил чисто материально… А ведь бывали моменты, когда просто экономил…

Последнее время понимал свою величину и очень точно знал, «сколько он стоит». Пригласили Володю на итальянское телевидение. Спрашивают: «Сколько стоит ваш съемочный день?» — «А сколько берут за день работы Мастроянни, Пол Ньюмен?» — «Примерно тысячу долларов…»

За эту съемку, она проходила в Москве, Высоцкий получил тысячу долларов.

Квартира на Малой Грузинской Володе не очень нравилась, последние годы хотел поменять ее, мечтал сделать студию — пусть маленькую, пусть даже на чердаке… Даже смотрел варианты обмена в одном из арбатских переулков. Квартира после Володиной смерти вроде бы та — и стены те, и мебель, но духа его там уже нет… У Высоцкого всегда была какая-то неустроенность, всегда была какая-то напряженность… Трудно объяснить это словами: бывает уют, бывает неуют, а у Володи всегда чувствовалось напряжение — как натянутая струна. Пять лет мы общались очень близко, и только, может быть, раза два Володя был такой распахнутый, открытый — просто сидели всю ночь и разговаривали.

Жил и работал с невероятным напряжением. Срывался… Я даже чувствовал, когда это может начаться. На одном из заводов после концерта директор угощал кофе, на столе стоял коньяк. Вижу, Володя начинает подливать в кофе коньяк, несколько капель… Но если завязывал — держался полгода, год, иногда больше.

В общении Володя был нормальный человек: если ему был интересен собеседник, то и он к нему относился с интересом. Ревниво относился к успеху у женщин. А иногда вдруг становился таким заботливым, вникал в такие твои мелочи, что становилось даже неудобно. Никогда не забуду один случай. Мой сын сломал руку. Поздно вечером мы привезли его в больницу, дежурил врач — молодой парень. Видим, что он не очень уверенно себя чувствует, наверное, таких операций еще не делал… Попросили, чтобы операцию сделал более опытный хирург. Оказалось, что это очень сложно — нужно разрешение главного врача, нужно уговорить опытного хирурга, а уже почти ночь… Звоню Высоцкому — он бросил все, а в Москве была Марина, и всю ночь занимался этим делом. Взял разрешение у главного врача и добился, чтобы операцию делал заведующий отделением.

Вообще Илюшку моего очень любил. Часто привозил ему разные вещи. Подарки… Дарение — это было для него одна из самых приятных процедур в жизни. Володе доставляло удовольствие видеть, как люди радуются… И если, например, вещь подходила, Володя так радовался, как будто купил это себе.

Панибратства, амикошонства не терпел. Очень точно чувствовал интонацию — с уважением относился к тем, кто понимал его величину. Если чувствовал хотя бы попытку панибратства — взрывался, становился жестким человеком.

Поэтов, писателей, художников сторонился… Ведь Володя был до болезненности самолюбив — боялся снисходительного отношения. Стихи читал только Межирову и Самойлову… И мне показалось, что они отозвались о его стихах не так, как бы ему хотелось. Просто обожал Ахмадулину, так мечтал, чтобы она назвала его поэтом…