Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого. Книга 2

Я спрашиваю: «Володя, ты как?». Он отвечает: «А я готов». И мы согласились. То есть, авантюрное начало в нас тогда было очень сильным. Войтенко сказал, что он сегодня выезжает в Томск — там у него бригада артистов — и из Томска вышлет нам билеты. В этой бригаде работали Леонид Чубаров и Зинаида Кириенко, а мы должны были приехать им на смену. И Володя, и я, хотя и согласились, но отнеслись к этому не очень серьёзно. «Конечно, поедем!» — но через неделю об этом забыли. И очень удивились, когда по почте пришли билеты и телеграмма: «Выезжайте».

Я помню, что мы вылетели под самый Новый год — 25 или 26 декабря. И в Томск мы летели — добирались! — трое суток. Всё время — нелётная погода, везде — снегопады и метели. И мы садились на всех аэродромах, на каких только это было возможно. Я уже не помню названий городов, но сам полёт я запомнил хорошо. Перед этим я побывал в Италии, и у меня сохранились какие-то итальянские сувенирные цацки: брелочки, ручки… Кроме того, у меня было 30 рублей, и у Володи — трёшник. Но всё это мы просадили ещё перед отлётом в ресторане аэропорта Внуково. Мы же думали, что прилетим в Томск и станем обеспеченными людьми. Так вот, эти трое суток Володя дарил стюардессам итальянские сувениры, а они нас подкармливали в гостиницах, в которые нас определили ночевать. А потом, кажется, в Новосибирске, мы познакомились с каким-то военным, он летел в отпуск из Германии и вёз с собой 10-литровую канистру спирта. Конечно, от этих 10 литров ничего не осталось… И военный полетел дальше — куда-то на Дальний Восток — уже без канистры. В общем, мы прилетели в Томск небритые, заросшие и совершенно потерянные для искусства!

На фото слева направо: Владимир Высоцкий, Идея Ивановна Шеметова, Алексей Архипович Чубаров, с гитарой — Михаил Туманишвили; сидит — Владимир Ильич Шереметов. Томск, гостиница «Сибирь». 29 декабря 1963 г. Фото Ю. Рыкуна

Наш Войтенко долго нас отмачивал, отпаривал, отмывал, а потом заставил что-то быстро приготовить для эстрады — и уже на следующий день мы выступали. Я читал какие-то стихи, которые помнил ещё по Вахтанговскому. А Володя — какую-то смешную прозу. По-моему, что-то из Шолохова, про деда Щукаря. Позже мы с ним вдвоём приготовили рассказ Чапека «Глазами поэта», а Войтенко в местном кинопрокате за две бутылки водки устроил нам отрывки из фильмов, в которых мы играли. Так появились ролики. И знаете, потом мы довольно хорошо стали работать. Даже вошли во вкус — придумывали прямо на ходу какие-то хохмы, веселили друг друга со страшной силой! Мы сами получали удовольствие, и я думаю, зрители тоже.

Да, вспомнил одну важную вещь… К нам неожиданно приехал директор Калмыцкой филармонии, ведь именно от этой филармонии мы и выступали. Наша группа задолжала филармонии некую сумму. Директор был суровый такой мужчина, он прошёл всю войну, причём в штрафных батальонах. А к тому времени уже были написаны и «Штрафные батальоны», и «Мне этот бой не забыть нипочём». И Володя за столом их спел. Я тогда впервые увидел, как взрослый сильный человек может «сломаться» на Володиных песнях. Он просто сидел и плакал… Такой здоровый, мощный мужик — крепкий, кряжистый, вот фамилию, к сожалению, я уже не помню… Этот человек простил все долги нашему Войтенко. Он сказал: «Ребята, работайте, как хотите! Вы — чудные парни!». Может быть, он пошёл на какое-то служебное нарушение, но тогда он был совершенно растроган и потрясён…

— А как складывается маршрут вашей поездки?

— Мы были в Томске, потом в Колпашево — городе ссыльных, потом Бийск, Барнаул, Горноалтайск, Белокуриха, Джезказган, Караганда, Чимкент, Темиртау, Мангышлак, Гурьев… В это время мы Володю немножечко одели, обули, и он стал готовиться к поступлению на Таганку… От нас он уехал в новом пальто и в новой шапке поступать к Любимову — и поступил.

— И до какого времени продолжались ваше дружеские отношения?

— Володя начал потихоньку от нас отходить, когда появилась Марина. Он, наверное, опасался приводить её в нашу вольницу. Володя больше стал бывать у Всеволода Абдулова — там дом был более строгий. И мы все воспринимали это как небольшое, но всё же предательство нашей общности… Так что мы с Володей были близки примерно до 68 года.

А потом заболел Лёва. Когда он попал в больницу, мы не просто приходили и навещали его — мы его похищали. То домой, то в шашлычную… Лёва всё время спрашивал: «А где Володя?». А Володя в больницу так и не пришёл… Лёва это жутко переживал. Очень он переживал, когда Артур Макаров и Андрей Тарковский предложили ему другого режиссёра на фильм «Один шанс из тысячи». А Володя всё не приходил и не приходил — я думаю, поэтому он и не пришёл на похороны. В этом тоже, как мы тогда считали, был элемент предательства.