Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого

Когда я ехала из больницы, мне казалось, что это такие пустяки, что это так легко, что это уже так отсохло… Если бы я сразу вернулась в больницу, так бы оно и было…

Это февраль семидесятого года.

— Дина Калиновская рассказала мне, что Высоцкий заезжал к Вам, пел для ребят…

— Да, он приезжал к нам. Когда Володя подолгу бывал в Москве, он всегда находил время. Почему-то особенно хорошо получалось под Новый год. А тогда в Москве было много шикарных немецких елочных игрушек. Были и игрушки, сделанные из шоколада, — в цветной фольге, на веревочках, чтобы можно было вешать на елку. Зверушки, гномики… И светлый-светлый молочный шоколад — что-то божественное. Конечно, их довольно быстро съели.

Я помню, что мы вместе смотрели — это было еще на старой квартире — смотрели по телевизору передачу Пескова «В мире животных». Вся передача была про волков… Это не значит, что там были те кадры, когда волков уничтожают с вертолетов. А Володя рассказал, что был такой киносюжет. Еще он сказал, что написал вторую песню про волков. То есть, он иногда и о работе говорил, но говорил очень мало. Я не то чтобы не спрашивала, я старалась отгородиться, — я даже «Гамлета» не видела. Единственное, он однажды заставил меня поехать на «Вишневый сад». Мне это тяжело далось, — я правильно делала, что не ходила на спектакли. Жить-то надо…

— Последняя встреча на Малой Грузинской?

— Нет, это была не последняя встреча. Но такая встреча была. Володя тогда беспокоился, как дети будут поступать в институты… Аркаша уже перешел в 10-й класс, Никита в 9-й. И Володя позвал меня к себе на Малую Грузинскую. Я там была один-единственный раз. А до этого Володя встретился с ребятами, и что-то его беспокоило. Все, что он мне тогда сказал, можно уложить в одно предложение: куда бы ребята ни захотели поступить — хоть в Литинститут или в Военную академию, — куда угодно, он это сделает. Но ему хотелось тогда, чтобы Аркаша пошел в геологический, а Никита — в институт военных переводчиков. Еще его беспокоило, какие у них друзья… А не пьют ли они? Нет ли у них каких-то рискованных связей? А я с ним немножко невпопад общалась: его беспокоили дети, а я только о нем думала. И ничего умного и связного про ребят я ему не сказала.

И напугалась я — у него вдруг захлопнулся замок, — еле открыли. И вообще, замки, замки… И как-то уж очень он меня убеждал, что у него здоровый, совершенно молодой организм: в Штатах так его тщательно обследовали, просветили все на свете. Как будто ему двадцать пять лет… Он меня в этом убеждал, а мне совсем наоборот показалось. И мрачен он был, — вот я и напугалась.

А в последний раз я видела Володю, когда он приехал ко мне и спросил: не нужно ли мне продать драгоценности. Он может помочь. Наверное, это было в конце марта 1980 года. Он тогда привез мне «Чевенгур» Платонова и «Русскую идею» Бердяева…

А потом мы только по телефону говорили. Володя спрашивал, как с экзаменами у Аркадия. А у Аркаши были неприятности в школе, и я попросила, чтобы Володя заехал. Он обещал, но… Это было в самых последних днях июня…

А ребята у него часто бывали. Сами. А я до такой степени привыкла считать детей своими детьми, что ужасно недооценивала, как им это важно — отец. И в чем-то, наверное, я их слегка обделила. Я считала, что Володя — это моя жизнь… И мне не приходило в голову, что это для них может быть важнее, чем для меня.

Но ребята у Володи бывали, последнее время особенно часто. Думаю, что Никита по-настоящему сумел увидеть его как актера. Он и на концерты ездил, и на спектаклях бывал почаще, чем Аркадий. Аркадий тоже ходил, смотрел, но как-то без энтузиазма. В детстве ему нравилось, что папа водил его в цирк и там познакомил с Никулиным.

Аркаша и сейчас театр не очень любит. А Никита видел. И слава богу.

Я думаю, что есть справедливость в том, что ребята чувствуют себя по отношению к Володе не отдельно от своего поколения. Это скромнее, демократичнее и объективнее, чем если бы они привыкли быть сыновьями великого человека, — ездили бы на его машинах, пользовались бы контрамарками, валютой…

И я старалась, чтобы Володя не приносил в дом слишком много, чтобы его приход не был какой-то материальной манной небесной. И Володя это понимал, никогда на это не обижался.

Сейчас мне кажутся дикими и глупыми вопросы: почему Никита не отвечает на письма поклонников Володиного творчества, почему Аркаша не выступает на вечерах воспоминаний? И не надо отвечать на эти письма, и не надо ходить на вечера воспоминаний… Они не сувениры, не экспонаты будущего музея Высоцкого, в котором я хочу работать. Они должны прожить свою жизнь. Достаточно того, что когда Никита выходит на сцену, — первые несколько минут в зале стоит громкий шепот: «похож — не похоже»… Трудно входить в искусство. Но они молодцы. Я довольна своими сыновьями.

— Я последний вопрос: Ваше отношение к книге Марины Влади?