Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого

— Очень своеобразный феномен — Володина память. Причем он своеобразен не только как воспоминания о великом человеке, но и как медицинский феномен, а может быть, — клинический. Володя фиксировал в памяти вне сознания. Он мог сидеть и разговаривать, не прислушиваясь к тому, что говорят сзади него. Он мог сидеть и балагурить в общежитии, когда кто-то готовился к экзаменам… Он мог копать в носу и сочинять дурацкие куплеты на лекциях, а потом он шел на экзамен, и оказывалось, что он знает все лучше всех. Помнить такие детали, какие не помнит никто. Он сам это ощущение страшно любил, когда он вспоминал что-то такое, на чем он не фиксировал свое внимание. Страшно любил вспоминать слова, которые он никогда не слышал. Иногда он не был уверен в своей памяти, вот например: «Долго Троя в положении осадном…» Он собрался написать эту песню, спрашивает у меня:

— Чем кончилось дело с Кассандрой?

Нет, он не про Кассандру сначала спрашивал, он про Троянского коня сначала узнавал: кто придумал, зачем, кто внутри у него был, чем кончилось, что делала Кассандра? Я в тот момент уже засыпала, — что-то такое сказала и отрубилась. Наутро Володя мне говорит:

— Звони кому-нибудь, у кого есть «Легенды и мифы Древней Греции» Куна, чтобы проверить…

— Куда, как звонить? Ты песню сначала покажи…

А в ту ночь дуплетом родились: «Троя» про Кассандру и «Песнь о вещем Олеге», — так у Володи бывало. И вместо того, чтобы смотреть в энциклопедии, мы сразу позвонили нашим знакомым — Евдокимовым, а потом поехали к ним, там все проверили.

Володя любил вспоминать, как он сдавал философию, не прикасаясь ни к книгам, ни к конспектам:

— Прихожу, открывается дверь в стене, и я все помню.

Кто верил, кто не верил, — а я знаю, что у него бывало так. Вот еще про Лешего, который коры столько-то «кил приносил». Так вот: откуда он знал, что Леший питается корой?! Прочитать Володя не мог, потому что это было в редком издании Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу», А знания по славянской мифологии… Источник у нас был один, общий — для Володи, для Васи Шукшина, для Андрея Тарковского и для меня. У нас был один преподаватель по истории изобразительного искусства во ВГИКе и Школе-студии МХАТа — Симолин, к сожалению, покойный. Он мог читать историю изобразительного искусства, восточную и западную — какую угодно, но раннеславянская, дохристианская мифология была его страстью, его большой любовью. У нас в институте он об этом много и хорошо говорил. Он приносил какие-то иллюстрации, редкие книги, в том числе и Афанасьева, о котором до тех пор я и не слышала. И о книге «Поэтические воззрения славян на природу» я тоже узнала от Симолина. От него же я узнала, что Змей-Горыныч и Чудо-Юдо — хазарские какие-то влияния — это представления об иудаизме. А во МХАТе, ще лучше было поставлено единство общекультурных дисциплин и мастерства, — они там все это еще и играли. Они мастерили костюмы, они делали этюды на эти темы — все это у Симолина.

У нас во ВГИКе так не получалось: наши актеры были более ленивы, а МХАТовские ребята все это у Симолина делали, поэтому Володины знания были более конкретны. Хотя у него напрочь все это вылетало, ему не нужно было держать все в активе. Но — когда надо — все это всплывало готовым. И вот именно этот момент мгновенной ассоциации, когда она нужна — мгновенно протянуть руку и взять с полки у себя в памяти то, что необходимо — вот это он любил очень. Это доставляло ему огромное удовольствие.

А вот в кроссворде он так не мог. Логический ход мышления ему мешал, но когда ему нужно что-то для песни — это мгновенно появлялось — и с безошибочной точностью.

— Людмила Владимировна, Вы сказали, что прямых ассоциаций с какими-то жизненными событиями, фактами не так много, но они есть?

— Бывали, да.

— А Ваш брат уверен, что, если покопаться, то для каждой строчки можно найти какой-то источник…

— Это совсем другое дело. Это вопрос богатства ассоциаций, а не первого толчка. Это не значит, что посыл прочно привязан к какому-то событию, к какому-то разговору. Это значит, что образный ряд у него, как у Ахматовой, — богатство ассоциаций, связанное одновременно с жизнью, с мельчайшим бытом, с подробнейшей очень точной мелкой деталью бытовой. И в том же ряду, на том же уровне ряд высочайших интеллигентных ассоциаций: чьих-то стихов, народного творчества, религии. На одном уровне сознания, даже подсознания — как бы ссылки: отослать читателя на такую-то страницу такого-то издания, отослать мгновенным образом, одной ассоциацией. Это свойство и Володиных песен.