Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого

— Ну, признак любой личности — это неповторимость. Любой индивидуальности. Как художник, у которого свой мазок, своя манера. Вы сразу можете определить — это он. Даже фотограф, если он талантлив, Вы можете сказать, что это принадлежит такому-то. Скажем, у нас есть такой человек — Валерий Плотников: его выставка сейчас в Ленинграде. Ну ни с чем не спутаете его работу. Ну и, конечно, по этому же принципу я отношусь и к певцам, и к авторам. По признаку их неповторимости. Ну и, конечно, по тому, что они утверждают, про что они пишут. О чем они говорят, в какой форме. Но самое главное — это, конечно, неповторимость, индивидуальность. Это есть талант.

— Вам никогда не приходило в голову вернуться к героям своих старых песен, которым 5–6 лет, переосмыслить их как-то или продолжить?

— Я их никогда не бросаю. Только они у меня растут, эти герои, и меняются. Семь лет назад им было на семь лет меньше, теперь Им на семь лет больше, и даже, оставшись в том же возрасте, они прожили семь лет жизни. Так что они появляются у меня в других песнях, но только, так сказать, в другой профессии, в другом обличии, — но это те же самые люди. Люди остаются людьми всегда, и их всегда волнуют одни и те же страсти, вечные. А я всегда занимаюсь темами и проблемами, которые вечны: любовь, ненависть, горе, радость. Форма разная, а все остается так же. Как вот сейчас играешь Гамлета. Он может жить и сейчас точно так же и теми же проблемами мучиться. Все задают себе вопрос: «Быть или не быть?» — в какой-то момент. Ну, вот так.

— Есть роль, к которой Вы себя готовите?

— Роль?

— Да. Роль. Образ. Он может воплотиться неизвестно где: в театре, в кино, в песне, может быть?

— Нет. Я не могу Вам так сказать. Дело в том, что в профессии, которой я занимаюсь как профессионал, все довольно случайно. Потому что мы исполнители, к сожалению. Но я стараюсь как можно меньше быть исполнителем, а быть еще и автором. Ну, в основном это все-таки исполнительская профессия, и большое значение имеет господин Великий Случай. Значит, вдруг придет момент, когда мне покажется интересной та или иная роль и она мне вдруг попадется. Поэтому я никогда не могу предугадать, что будет в профессии, в песнях тоже. Это все спонтанно. Знаете, вдохновение-то, оно посещает неизвестно когда. Иногда вдруг в самолете летишь, иногда вдруг ночью просыпаешься часа в три и не можешь потом от стола отойти до самого утра. Так что, я не могу сказать, к чему я себя готовлю. Коли б я знал, что со мной будет через десять лет, тогда было бы неинтересно, наверное, дальше жить.

— Сколько песен на сегодняшний момент?

— Я не считал, но, по-моему, так сотен шесть-семь, может быть, есть.

— Что бы Вы посоветовали тем, кто только берет в руки гитару?

— Никому не подражать.

— Кто пишет ваши песни?

— Я сам пишу песни. Вообще, это же не песни… Я сам пишу тексты, и сам сочиняю к ним музыку, и сам пою. Я стараюсь петь их только сам, потому что это — мое, и я как хочу, так и пою. Другие люди могут спеть лучше, но — не так.

— Сколько песен вы уже написали?

— Ой, очень много. Я давно уже пишу — лет, наверное, десять. Ну, шестьсот.

— Шестьсот?!

— Думаю, что да.

— И о чем?

— Они совсем разные. Про жизнь… Хотя в разных жан-г рах, так сказать, — иногда сказки, иногда бурлески, шутки, иногда просто выкрики на маршевый ритм. Про наши дела, про нашу жизнь и про мысли свои — про что я думаю.

— Как «буржуазный» корреспондент я могу задавать провокационные вопросы.

— Да, давайте, давайте.

— Хорошо. Нравятся ли вашему начальству ваши песни?

— Как раз это не провокационный вопрос. Я думаю, что некоторым нравится, а некоторым — нет. Дело в том, что жанр, в котором я работаю, у нас пока не привился. Хотя во всем мире очень много певцов, которые поют на свою музыку свои тексты, у нас это как-то не очень принято. Потому что у нас привыкли, что песня делается тремя людьми — композитором, автором и певцом. А когда это делает один человек, да еще и не обладающий вокальными данными, это сразу вызывает осторожность. Из-за этого трудно пробивать путь этому жанру, но я думаю, что есть люди, которым это уже нравится.

— Вы знаете Вольфа Бермана?

— Знаю про него. Я слышал, но очень мало, к сожалению. Говорят, что мы с ним делаем какие-то похожие вещи. Когда приезжают из других стран, обязательно находят кого-нибудь, кто делает нечто похожее на то, что делаю я.

— Вы были на Западе?