Живи и давай жить другим

Под звуки «Зеркала в зеркале» Арво Пярта[43] гроб и катафалк плавно выкатились на летнее солнце. Хюммел торжественно шествовал впереди процессии. За катафалком шла Афра с двумя подругами, за ними Йост, Ваутер и Стейн, держа под руку или за руку своих жен. Похороны часто бывают последним поводом для супругов пройтись рука об руку. Йост быстро обернулся и, кажется, подмигнул мне. Зная его, я видел, что он чуть не лопается от смеха.

Затем шли друзья и знакомые, с растениями или без, длинной, медленной чередой.

И тут я пережил наибольшее потрясение. Среди последних прямо подо мной прошла она. Эстер. С синей гортензией. Все мое тело свело судорогой. Не может быть!

133

Она выходила из зала последней. Я бы узнал ее из тысячи. Дивное платье. Непокорные светлые кудри. Шея, которую я когда-то целовал. Белый платочек в руке. Мне хотелось разбить окно и громко заорать ее имя, прямо как в «Выпускнике»[44]. А она бы обернулась и после минутного колебания бросилась ко мне. Прямо с кладбища мы бы вместе сбежали в Италию, оставив траурную процессию в полном недоумении. Роскошная сцена из фильма.

Но я сидел, словно окаменев, и не сделал ничего. Кровь отхлынула от моего лица. Янни глядела на меня изумленно.

В открытые двери зала я видел, как моя большая любовь шаг за шагом исчезает из виду. Траурная процессия повернула за угол.

134

С последними звуками музыки Янни выключила аппаратуру и встала.

– У меня еще полно дел, – извинилась она. – Я так поняла господина Хюммела, что вы еще побудете здесь. Тогда до свидания.

Судя по выражению ее лица, она предпочла бы никогда больше меня не встречать.

Через полтора часа явился Хюммел, дабы выпустить меня из моего узилища. Он сиял от удовольствия.

– По-моему, все прошло безупречно, Артур. Просто идеально. Должен признаться, поначалу я здорово дрейфил.

– Все ушли?

Да, все разошлись по домам.

– Хорошо выпили, а тефтельки сошли за торт. – Он сам расхохотался над своей шуткой.

– Мы с вами больше не увидимся, Хюммел. Спасибо за ваши старания.

– Ну, этого нам, понятно, не дано знать. Но я всегда к услугам. И э-э… я так понимаю, что вторая часть оплаты уже на подходе?

– Как только, так сразу, Хюммел.

Я не слишком уверенно спустился по лестнице, миновал открытые двери, все еще опасаясь столкнуться лицом к лицу с Афрой. Или с Эстер. Но вокруг не было никаких знакомых, только два садовника, которые, опершись на лопаты, молча мне кивнули. Я пошел к своей могиле. Гроб еще не был зарыт, и на нем стояли примерно три десятка горшков с морозоустойчивыми растениями. Здорово. Жаль, я не увижу, как мои приятели, чертыхаясь, орудуют лопатами, и, вероятно, никогда не смогу полюбоваться достигнутым результатом.

Уходя, я увидел, что моя могила находится рядом с тем участком кладбища, где хоронят мертворожденных детей.

135

Пробка от второй бутылки шампанского угодила в потолок гаагской квартирки Ваутера. Я еще раз наполнил бокалы. Ваутер и Йост были сильно под градусом. И трогательно единодушны в оценке похорон:

– Самые веселые похороны на свете!

Я спросил, что они думают о задушевных словах Афры и Стейна, но и тут их мнения быстро совпали.

– Прости, дружище, но Афра без тебя будет только счастливее. Ну, погорюет пару месяцев. В сущности, с женой ты вел себя как паршивый зануда. В последние дни она рассказала кое-что о тебе, ну-ну… Скажи спасибо, что мы еще продолжаем оставаться твоими друзьями, – заявил Йост, сделав строгое лицо.

– И что же она вам рассказала? – Мне все-таки очень хотелось это знать.

– Секрет. Как говорится, о мертвых либо хорошо, либо ничего.

Что касается Стейна, то по моему настоянию они обещали в ближайшие месяцы проявить к нему сугубое внимание.

– Конечно, проявим. И как можно незаметнее.

– И в определенных пределах. Я, например, не собираюсь путешествовать с ним по Шварцвальду, – уточнил Йост.

Я старательно делал вид, что так же весел и беззаботен, как мои друзья. А перед глазами вставала одна и та же картина: медленно уходящая от меня Эстер. Я никогда ничего не рассказывал об Эстер ни Йосту, ни Ваутеру.

– Встряхнись, Луиджи, налей еще по одной и подкинь фруктов во фритюр. Зажигай.

В два часа ночи оба моих приятеля свалились и захрапели. Йост – на диване, а Ваутер – на матрасе на полу, среди пустых бутылок.

Я лежал без сна, уставившись в потолок. Мои собственные похороны прошли не так удачно, как я ожидал, и мне страшно хотелось оказаться в моей новой жизни, в моей тосканской вилле.

136

Через два дня я на своей внедорожной «панде» налегке отправился в Италию. На заднем сиденье лакрица, вафли с сиропом, сыр, копченая колбаса, тертый шоколад, банки с гороховым супом, селедка, арахисовое масло и голубая гортензия. Солнце светило вовсю.

На этот раз мопед Антонио стоял у ограды. Старикан выкосил траву, вычистил плавательный бассейн и ожидал меня с оплетенной бутылкой кьянти. И уже успел снять пробу с ее содержимого. Через полтора часа бутылка опустела, и мне стоило больших усилий дружески выпроводить за дверь моего итальянского друга.