Живи и не бойся

Макс посмотрел на часы – пора было ехать к Бернарду. Он упросил отца лечь на диван, немного прибрался в комнате. Подумав, взял книгу и тихонько вышел, заметив, что Николя уснул. На душе было тревожно. Рушился привычный, уютный мир, но в душе ещё теплилась надежда всё исправить. Может, родители одумаются? Ведь не верит же мама, что отец способен уехать от неё в далёкую Россию? Кому он там нужен? Да и сама она выглядела расстроенной. Нет, надо обязательно их помирить.

Ободрённый таким решением, он поехал к офису Бернарда.

Глава 5

Всю ночь Бернард не мог уснуть – его душила ярость. Он не мог смириться с решением Франсуазы разделить завещание между сёстрами и двумя внуками. Как несправедливо! Ведь это его трудами держится семейный бизнес! И ладно бы, только завещание, но и текущие доходы, которых бы не было, если бы не успешное вмешательство Бернарда много лет назад. Франсуаза прекрасно разбирается в моде, машинах и хороших манерах, но ничего не смыслит в бизнесе. Если бы не он, то не было бы денег ни у неё, ни у её дочек, ни у внуков. Только Бернард знал, как надо рекламировать семейное вино, где продавать и сколько просить за него. А Катрин и Алис еле сводили концы с концами в своём магазине шоколада. Хорошо, что Катрин хоть иногда спрашивала его совета.

Нет, что-то надо было делать с этим завещанием… Может, опротестовать в суде? Бабка вроде как из ума выживает…

Он тяжело поднялся с одинокой мятой постели (в последнее время они с Катрин спали раздельно) и решил поехать в редакцию пораньше.

В редакции ещё никого не было, и Бернард с облегчением, наслаждаясь тишиной, прошёл в свой кабинет. Голова гудела от мыслей и бессонной ночи. Что делать? У него были такие планы на деньги от виноградников… Ладно, Катрин и Жерар ещё поделятся, но зачем она дала деньги Алис и этому русскому выкормышу? Что-то тёмное зашевелилось в душе Бернарда, и он почувствовал угрызения совести. Когда Макс был маленький, Бернард по-своему любил его. Он вдруг вспомнил, каким ласковым и добрым ребёнком был племянник. С сыном всё время были недопонимания, ссоры, а когда родился Максим, он внезапно узнал, что дети, оказываются, умеют слушать и вежливо отвечать взрослым. Почему с собственным сыном у него не получалось такого контакта, как с племянником? Но с годами ему всё больше нравилась активность Жерара и раздражала задумчивость Макса. Бернард не мог заставить себя не думать о том, что отец Максима – русский.

Про национальность в приличном обществе говорить не полагалось, но никто не мог убедить Бернарда, что кровь предков, которая течёт в наших жилах, не влияет на характер человека. Влияет. Так же как в Максе он чувствовал русскую кровь, чужеродную европейцу, так и в себе он явственно ощущал деловую немецкую кровь бабки по матери, по фамилии Беккер. Ах, как было бы замечательно, если бы она вышла замуж за немца, а не за француза! Но во время войны многие бежали от Гитлера во Францию. Не избежала участи и семья его матери. Однако, воспитанная по-немецки, с немецким трудолюбием, немецкой деловитостью, она передала это и сыну, уже будучи почти француженкой. Бернарду иногда казалось, что он больше немец, чем француз, хотя немецкой крови у него была всего одна четверть.

Французская фамилия всё больше мешала Бернарду, и он уже подумывал взять бабкину, немецкую. Теперь, когда он решил открыть филиал в Лондоне, он столкнулся с недоверчивостью англичан, не любивших вести дела с «лягушатниками». И они правы, чёрт возьми! Сколько раз он убеждался, что его соотечественники опаздывают на деловые встречи, едва извиняясь за невежливость.

С большим трудом он сумел убедить спонсоров в Лондоне в своей надёжности и умении вести дела. Французы любят соревноваться друг с другом, но начинать новый проект, который может принести славу, а может, и нет, уговорить их было трудно, даже при всей выгодности предложения. В таких случаях эта осторожность доводила до бешенства практичного и расчётливого Бернарда. И только нелогичное поведение Франсуазы, выжившей из ума старухи, которая вдруг решила одарить деньгами и имуществом, в виде обширных виноградников, и обеих дочерей (вместо того, чтобы по обычаю, оставить всё старшей), и внуков, не укладывалось в составленную им картину французского характера.