Живи, ирбис!

Только что по этому пути проходил обходчик, ощупывая чуть ли не каждую шпалу. Впереди состава бежала, как положено, страховочная мотодрезина, толкая перед собой платформы с балластом. Дрезина прошла вполне благополучно, а следовавший за нею по пятам состав взорвался.

Показания случайно уцелевшего зенитчика из охраны только еще больше запутывали следствие по делу о загадочной аварии. То, что услышал военный следователь в госпитале, скорее походило на бред сумасшедшего.

До головы упрятанный в гипс, как цыпленок в скорлупу, искалеченный солдат утверждал, будто с крыши, где был установлен его зенитный пулемет, он видел, как за секунду перед взрывом на путях внезапно появилась громадная и непомерно толстая волчица. Зверина как-то странно изогнулась, куснула себя за грудь и, оставив на рельсах значительную часть своего брюха, прямо из-под колес метнулась к лесу.

Несчастный уверял следователя, будто бы видел эту волчицу и после взрыва, когда сам уже летел по воздуху, пушинкой сдутый с крыши вместе со своим пулеметом. Волчица стелилась над землей в каком-то фантастически быстром летящем аллюре, а следом за ней, расстилая из топки огнистый шлейф, валился с откоса паровоз.

Следователь пунктуально занес в протокол все показания, после чего в истории болезни этого зенитчика появилась новая пометка по латыни. На русский язык эта пометка переводится одним словом — «рехнулся».

Николай стал еще реже заглядывать домой. Перепуганные немцы усилили охрану дорог и стреляли уже не только в людей — палили даже по кустам, если мерещилось им что-то подозрительное. Причин для тревоги у них было предостаточно. Фронт приближался. По ночам я, словно музыку, слушал в сенях гул отдаленной артиллерийской канонады. Выходили в сени и мать с бабушкой, тоже слушали, обнявшись и молча улыбались в темноте.

Случалось, по улице в это время проходил немецкий патруль. Но куда девалась железная твердость их сапог? По чужой земле немцы ходили теперь настороженной неуверенной поступью.

У Николая, если доводилось нам увидеться, я в первую очередь выпытывал сведения о Расплате. По-прежнему брат не мог рассказывать всего, но не пытался отрицать, что захват пятитонки и гибель воинского состава в известной мере — заслуга нашей воспитанницы.

Узнал я, что ей смастерили удобное снаряженье из ремней, и теперь Расплата могла переносить вдвое больше груза, чем на нашей веревочной сбруе. И развязывать тугой узел, чтобы освободиться от своей ноши, Расплате уже не приходилось. Стоило ей потянуть зубами за шнурок, мгновенно срабатывали специальные защелки, и мины, замаскированные под цвет местности, оставались подстерегать врага.

Расплата помогла взять важного «языка». Разыскивала в лесу раненых партизан после стычки с карателями. Обнаружила по следам лазутчиков — полицаев, среди которых оказался и ее заклятый враг — Егорка Перфилов. Ко времени последней ее операции перечень воинских заслуг партизанской помощницы был уже весьма внушительным.

Произошло это в июне, в пору цветенья и соловьиных песен. Соловьев слетелось к нам тогда, как на фестиваль, и звонкий хор их не могла заглушить даже далекая артиллерийская дуэль.

Наступление наших приостановилось. Бой достиг того напряженнейшего накала, когда исход решался ничтожным перевесом с той или другой стороны. Ночами небо на востоке полыхало так яростно, будто там извергались тысячи вулканов одновременно.

Вот тогда-то до нас с Валеркой и дошли слухи о том особой важности эшелоне. В депо, помните, работал наш человек — слесарь Дмитрий Игнатьич. А железнодорожники всегда первыми узнавали, какой состав и когда должен пройти через нашу станцию. Но, если что-то стало известно путейцам, естественно, узнавали о том и партизаны. Разведка у них не дремала.

Собственно говоря, проведали об этом поезде поначалу не так уж много. Что на нем гитлеровцы везли к фронту какие-то модернизированные, строжайше засекреченные не то танки, не то самоходные орудия. Что едет с эшелоном особо прославившаяся на Западе штурмовая моторизованная часть и в специальном бронированном вагоне кто-то из крупного воинского начальства. Все это, по расчетам немецкого командования, и должно было решить исход сражения в их пользу.

Наверно, и наши, по ту сторону фронта, были извещены об особом эшелоне. Возможно, уже стояли где-то наготове скрытые в капонирах штурмовики и бомбардировщики с боевым грузом в бомбовых люках.

Готовились к встрече и партизаны. Конечно, нашелся бы среди них смельчак, готовый пожертвовать собственной жизнью, чтобы пустить под откос «эшелон смерти». Но ведь и немцы тоже знали, по какой земле им предстоит проехать до фронта, и со своей стороны тоже приготовились к любой неожиданности. Во всяком случае, постороннему человеку приблизиться к поезду было совершенно невозможно.

О прибытии эшелона нетрудно было бы догадаться по плотному оцеплению из автоматчиков вокруг станции, по тому, как ощетинился стволами зениток берег возле железнодорожного моста.