Живи ради нас (СИ)

Огнестрельное ранение в голову? В центре Москвы? Серьезно?

Работать дальше я не могу. Меня слишком трясет…от волнения?

Хватаю со стола историю болезни и пристраиваюсь так, чтобы видеть заветную дверь.

- Здравствуйте! Тут моего сына привезли, Андрей Кисляк, - коридор меряет широкими шагами сам прокурор города.

- Здравствуйте, меня зовут Леонид Владимирович, я оперировал вашего сына, - лучший хирург нашей больницы появляется словно из ниоткуда. Только что он вылетел из палаты и, не говоря никому ни слова, прямиком устремился в свой кабинет.

Я же вся извелась от ожидания. Понятное дело, что меня в реабилитационное отделение не пустят, а проявлять интерес я не имею права.

- Добрый день, я слушаю Вас, - не нужно быть психологом, чтобы уловить страх в голосе этого мужчины. Что уж там говорить, мне самой страшно.

- В общем, ситуация непростая, - так, он явно ищет нужные слова. Сердце падает в который раз за сегодняшний день. - Пуля попала в затылок, была раздроблена теменная кость, ушиб мозга, обширная гематома. Компрессия в затылочной доле. - вот вы когда-нибудь замечали, что врачи, когда нервничают, пускают в ход термины? Моя жизнь вся проходит среди этого, и я с силой давлю ногтями в подушечки ладоней. - Первая операция прошла успешно, сейчас готовим вторую для снятия компрессии.

Две операции? Это кошмар, что же там?

Минутку! Пуля попала в затылок? Это каким же подлецом надо быть, чтобы выстрелить в спину?!

Отец Кисляка делает глубокий вдох перед тем, чтобы произнести следующую фразу:

- Скажите, а он в очень критическом состоянии?

Каждая мышца моего тела живет лишь одним: надеждой услышать отрицательный ответ.

Леонид Владимирович нервно отводит взгляд. Все, дело плохо.

- Ну, как вам сказать… - протягивает он.

- Желательно прямо, честно, - в этот момент я прям зауважала старшего Кисляка!

- В сознание он пока не приходил, но дышит сам, кровопотеря относительно небольшая. Мы делаем все возможное, но вы должны понимать - это мозг.

Я слишком хорошо понимаю, чем может обернуться такая травма. Первый раз в жизни ненавижу свое образование.

- Савинова! - заведующая отделением бесцеремонно отрывает меня от подслушивания. - Ты карточки заполнила?

Нет. Полдня я к ним вообще не притрагивалась.

- Нет пока, - отзываюсь я, поспешно возвращаясь к заваленному бумагами столу.

Интересно, какие подобрать слова, чтобы узнать про состояние Кисляка?

Половина дня проходит в ускоренном темпе. Из-за своего безделья работы у меня теперь в два раза больше. Я лихорадочно строчу, откладываю, сверяю.

Отец Кисляка все это время в белом халате сидит у стены, закрыв глаза и уронив голову на руки и периодически с кем-то свирепо ругается по телефону.

- Здравствуйте, Виктор Анатольевич, мы тут решили Андрея навестить.

Так. Кто это? Я хмурюсь, пытаясь вспомнить имена хоккеистов. Не сказать, чтобы я увлекалась хоккеем, но тогда немало времени провела на сайте “Медведей”.

Нет, безрезультатно. Этих лиц я не помню.

- Ребят, к сожалению, к нему пока нельзя, он без сознания.

- А известно, кто это сделал? - хотела бы я знать!

- Пока нет. Ищут.

- Понятно. А можно мы вечером позвоним, вдруг новости появятся? - неуверенно спрашивает один из них.

- Конечно.

Мальчишки уходят, а я невольно вздыхаю. Наверное, хорошо жить, когда у тебя такие надежные друзья.

Мы с Танькой поссорились сразу же после того, как “подруга” узнала про меня и Кисляка. Та заявила, что я просто окрутила парня ей назло, а на самом деле, никаких чувств у меня не было…и так далее. С тех пор мы и не разговариваем. Честно говоря, сначала я даже не верила, что это затянется надолго. Но…прошло уже 1,5 года.

- Ты закончила? - заведующая возникает над моим плечом, изучая последний бланк.

Поразительно, но да! Я уже все успела, вот буквально минуту назад написала последнюю букву.

- Татьяна Борисовна, вы обещали меня завтра в саму больницу, - напоминаю я.

Врач задумчиво цокает языком:

- Да, я посмотрю, что можно сделать.

Ну, наконец-то! Теперь не придется возиться с дурацкими бумажками! Я смогу заниматься непосредственно медициной, а не бумажной волокитой.

В приподнятом настроении я почти уже достигла выхода, когда увидела, как папка выпала из рук Леонида Владимировича.

- Вот, держите! - проделываю все это за секунду.

- Спасибо, Алин. - тот устало вздыхает, рассеянно принимая документы из моих рук.

- Такая тяжелая операция? - напрягаюсь я.

- Да, и операция тяжелая, и последствия…

Внутренности сворачиваются узлом, я непонимающе смотрю на врача. То, что Андрей пришел в себя, я знаю, но про последствия - нет.

В голове мгновенно проносится весь известный мне спектр операций и последующие за ними осложнения.

Доктор улыбается, мигом сообразив, что творится в моем мозгу. Наверное, это мысли всех медиков, пусть даже только студентов.

- Не мучайтесь. У моего пациента задет зрительный нерв.

Не может быть!

- И он потерял зрение. И, честно говоря, я не знаю, насколько это затянется.

Бедный Кисляк! В горле встает ком, я очумело трясу головой:

- Но ведь все может обойтись?

- Но ведь может и не обойтись, - в тон мне протягивает врач.