- И, может быть, слишком поздно, - вспыхнул Эрик. Тон Тернбала разозлил его. - Я не люблю, чтобы за меня решали, как мне поступать, мистер Тернбал. Когда я сюда пришел, мне казалось, что эта работа - предел мечтаний ученого. А теперь я вам скажу прямо: мне не нравится эта работа и не нравится потому, что физику здесь делать нечего. Я не инженер и не механик. Я рассматриваю режущие инструменты только с точки зрения понятий, которыми я умею пользоваться, то есть чисел и уравнений, связанных с теплоемкостью, температурой, работой трения, напряжением. Поэтому-то я и чувствую себя здесь не на месте. У инженеров своя специфическая работа, у механиков - своя. У вас - администраторов - тоже свои задачи. Я же остаюсь в стороне и буду в стороне, пока не найду математического выражения таких вещей, как соотношение между оптимальным углом наклона резца и сопротивлением на излом данного металла. А это сложно, ибо такими проблемами еще никто не занимался; по крайней мере ни в одном печатном издании этого нет.
- Ну, и что же вы думаете делать?
- Не знаю, - откровенно признался Эрик. - Я давно уже ломаю над этим голову. Я даже не советовался с женой - боюсь, что она станет уговаривать меня бросить работу, раз это дело мне не по душе, а я этого не хочу. Но дальше так продолжаться не может. Если вы ничего не имеете против, я хотел бы уйти в отпуск. Я кое-что почитаю, подумаю, сделаю свои выводы и постараюсь применить их на практике. Я сам еще не знаю, на какие средства я буду все это время жить, но как-нибудь да вывернусь. Может, со временем, поднакопив знаний, я научусь конструировать нужные машины, которые будут окупать себя. Но я даже приблизительно не могу вам сказать, сколько на это потребуется времени, и, конечно, о том, чтобы место оставалось за мной, не может быть и речи.
Тернбал побарабанил пальцами по столу.
- Так, стало быть, вы собираетесь уйти?
- Ничего другого не остается. Я не считаю это бегством. В конце концов станок я все-таки сделал, и вы сами допускаете, что когда-нибудь он еще может пригодиться.
- Знаете, - мягко сказал Тернбал, - иногда я бываю чересчур прав. Даже самому страшно. Сядьте и перестаньте разыгрывать Гамлета. Когда вы к нам поступили, я сказал, что не пущу вас на завод, потому что вы будете слишком ошеломлены. И что же случилось, когда вы все-таки туда попали? Будто тонна кирпича свалилась вам на голову. И тогда же я вам сказал, что, так или иначе, вы должны будете заняться основной проблемой нашего производства. Не важно, с чего начнете, рано или поздно вы, как по спирали, придете к цели. А теперь скажите, разве то, что происходит, когда заостренный кусок стали режет металл, не является основной проблемой машиностроительной промышленности? Ей-Богу, к этому сводится все машиностроение. Поэтому нечего вам толковать об отпуске, чтобы искать эту проблему. Вы уже и так над ней работаете.
Эрик в замешательстве снова отошел к окну и с недоверчивой улыбкой посмотрел на толстяка.
- Почему вы мне этого не сказали с самого начала? - спросил он.
- Да ведь, в сущности, я вам говорил. И если бы вы сумели правильно меня понять, вы бы этого не забыли. Скажи я тогда больше, эта проблема не забрала бы вас за живое. А вот теперь вы будете из кожи лезть, чтобы разрешить ее.
Эрик покачал головой. Он был возмущен тем, что его обвели вокруг пальца, но вместе с тем невольно испытывал восхищение.
- Положим, я в этом не уверен. Но, в конце концов, вы мой хозяин, и я должен оказывать вам уважение, поэтому разрешите мне со всей почтительностью сказать, что у вас есть задатки настоящего сукина сына.
Тернбал пришел в полный восторг. Он откинулся на спинку кресла, и в голосе его послышалось откровенное самодовольство.
- Почему задатки? - сказал он. - Я и есть настоящий сукин сын. Потому-то я и сижу на этом месте. А теперь отправляйтесь в свою лабораторию и сочините мне какую-нибудь хорошую, сложную математическую теорию режущего инструмента.
- Но я вас предупреждаю, что, может, целые месяцы буду сидеть, задрав ноги на стол, и плевать в потолок. Теории не приходят за здорово живешь и не создаются одним росчерком пера.
- Ладно, расходы берем на себя. Может, вас в конце концов замучит совесть, что вам зря платят, и вы начнете работать день и ночь. Я вас насквозь вижу. Вы никак не можете себе представить, чтобы вам платили приличное жалованье за работу, которая вам нравится.
- Ошибаетесь, - сказал Эрик. Он встал и собрался уходить, но, задержавшись на секунду у двери, с улыбкой добавил: - А вот относительно себя вы правы. Нельзя сказать, чтоб у вас были одни только задатки!
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
1