Живи с молнией

- Вы вбили себе в голову, что, если будете торопиться, я не смогу отстать от вас. Думаете, я не знаю, что у вас на уме? Вы расставляете мне ловушку, - гневно сказал он, но потом махнул рукой и отвернулся. Впрочем, на вашем месте я наверняка поступал бы так же. Поймите же, что я тоже хочу добиться своего этим летом, и для меня это так же важно, как для вас - ваша цель. Так же важно! - горячо повторил он. - Но я, черт вас побери, поступаю гораздо честнее. Я все время стараюсь вам помочь. Вы же не помогаете мне ни капли. Ни капли.

- Ладно, - устало сказал Эрик. - Сдаюсь. - Решившись наконец на капитуляцию, он почувствовал даже облегчение, но вместе с тем это была такая мука, такое горькое поражение! С чувством полного безразличия он опустился на табуретку. - Простите меня за все. Просто мне очень хотелось закончить поскорее.

Он взглянул на Хэвиленда - тот смотрел на него смущенно, как всегда после того, как ему случалось погорячиться.

- Вы придете завтра хоть на минутку? - спросил Эрик. - Я просто хочу знать насчет лаборатории, когда вы ее запрете и когда мне запечатывать прибор.

- Вероятно, я загляну с утра, - ответил Хэвиленд. Он посмотрел на письменный стол, потом на Эрика и отвернулся. - Вот что я вам скажу. Я не буду запирать лабораторию. Можете работать самостоятельно, сколько хотите. - На лице Эрика мелькнул проблеск надежды. - Раз в неделю, по утрам, я буду к вам наведываться, - словно через силу сказал Хэвиленд. - Но больше ни на что не рассчитывайте.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ

1

Убедившись, что Хэвиленд не переменит своего решения, Эрик подумал, что надо рассказать обо всем Сабине, но не знал, в каком виде ей это представить - как хорошее известие или как дурное. Он сам внушил ей надежду, что сможет удержать Хэвиленда и что работа будет закончена летом, и вот теперь все рухнуло.

Она выслушала его, как обычно, с молчаливым сочувствием, тревожась больше за него, чем за себя. В ее спокойных серых глазах было такое выражение, словно она понимает все гораздо лучше, чем он, словно он был актером, пылко произносившим монолог, а она - сочувствующей публикой, которой он нравится и которая с волнением следит за его страданием, но видит также все, что происходит на сцене вокруг него, и знает, что пьеса еще далеко не кончена.

- Из этого следует одно, милый: нам тоже надо взять отпуск, - спокойно сказала она. - Мне полагается десять дней. Давай куда-нибудь поедем.

- Как же я могу уехать? - возразил он. - У меня ведь нет времени.

- Ну, десять дней ты, конечно, можешь выкроить. - Она умоляюще улыбнулась. - Тебе так нужно отдохнуть! Ведь ты просто сам на себя не похож.

- А где мы возьмем денег?

Сабина пожала плечами.

- Это обойдется недорого. Поедем в Провинстаун. Ты любишь океан?

- Разве Провинстаун у океана?

- А ты не знаешь, где Провинстаун? - спросила она.

- Никогда в жизни о нем не слыхал.

- Ты шутишь!

- А почему я должен знать какой-то Провинстаун? У меня на родине есть такие города, о которых ты тоже никогда не слыхала.

- Неужели ты никогда не слыхал о Юджине О'Нейле?

- Неужели ты не слышишь, какой у тебя снисходительный тон?

- Вот я тебя и рассердила, - серьезно, но без упрека сказала она. - Ну, ударь меня.

Эрик был более чем рассержен. Словно вихрь пыли, крутящийся летом на проселочной дороге, налетел на него порыв возмущения. Это была как бы миниатюрная копия того урагана, который месяц назад довел его до бурных рыданий. Он попытался превратить ее замечание в шутку.

- Если б я когда-нибудь тебя ударил, то только левой рукой, о которой не ведает правая, - сказал он и затем, с досадой передернув плечами, откровенно признался: - Сам не знаю, что на меня нашло.

- Отлично знаешь, как и я, и поэтому мы уезжаем, - твердо заявила Сабина.

Целый день они ехали до Провиденс, а оттуда направились к мысу Код; автобус был переполнен, день стоял душный и жаркий, но это их не смущало. Упиваясь ощущением необычного, они не замечали ни шума, ни громких голосов и чувствовали себя как бы в отдельном купе.

В долгих сумерках пейзаж за окном автобуса казался Эрику таинственным и жутким. Временами дорога вырывалась из редкого леса и дюн и бежала по берегу моря; впереди, насколько хватал глаз, расстилалась водная гладь, синяя, ровная и пустынная. Резкий дневной свет понемногу тускнел, море становилось темнее. Глядя на пустынный горизонт, Эрик думал, что и там когда-то была жизнь, ее поглотила или снесла эта вода, и ему казалось, что в море таится какая-то смутная, но грозная опасность. В любую минуту этот величавый покой может исчезнуть, горизонт всколыхнется, и на мир обрушится страшная катастрофа.