Живи с молнией

- Ваши сетки! - сказал тот. - Вы неправильно рассчитали! Они слишком близко одна к другой, и теперь между ними замыкание!

Эрик пришел в полное отчаяние. Ему хотелось любой ценой спасти испытание от провала. Он бросился к прибору и просунул руку через предохранительную сетку, стараясь достать до рубильника.

- Назад! - крикнул Хэвиленд. Эрик, ничего не соображая, в ужасе оглянулся и увидел красное, перекошенное от страха лицо Хэвиленда. Идиот! Подождите, пока я выключу ток!

Он круто повернул рукоятку и несколько раз проверил рычагом заземления, снято ли напряжение. В лаборатории, как и прежде, стояла тишина, только насосы продолжали стучать с бесполезной настойчивостью, как все механизмы, работающие вхолостую.

- Никогда не теряйте голову, - сказал, наконец, Хэвиленд. Он не смотрел на Эрика, но руки его дрожали, а голос был резок. - Вам все равно не удалось бы ликвидировать замыкание, разъединив сетки. Ради бога, _думайте_, прежде чем что-либо делать, иначе живым вам отсюда не выйти!

Эрик, все еще дрожа, сел на табуретку. Снова и снова он представлял себе, что было бы, если б он не отдернул руку, а прикоснулся к рубильнику. Он видел себя пронзенным электрическим током, окостеневшим... Пот выступил у него от ужаса.

- Все дело в том, - гневно продолжал Хэвиленд, - что вы не должны были запечатывать прибор, не показав мне сеток. Я бы сразу увидел, что они поставлены слишком близко друг к другу.

- Вас не было.

- Так надо было подождать, черт вас возьми! - резко возразил Хэвиленд. - Теперь нам по крайней мере дня четыре придется расхлебывать последствия вашей самостоятельности. Можно убивать себя работой, но быть жертвой собственной небрежности и трусости - по меньшей мере нелепо.

После отчаянного окрика Хэвиленда они в первый раз посмотрели друг другу в глаза. На лице Тони Эрик увидел лишь гнев и никакого злорадства, хотя тот легко мог бы использовать этот случай для доказательства своей правоты - теперь уже было ясно, что они не смогут уложиться в назначенный Эриком срок.

Только сейчас Эрик понял, что без Хэвиленда, без его знаний и опыта ему не обойтись. Если б не Хэвиленд, он, возможно, сейчас был бы мертв. Но попробуйте-ка сказать: "Благодарю вас за то, что вы спасли мне жизнь". Самое легкое - с достоинством отступить, сдаться. Кому бы сейчас пришло в голову спорить с Хэвилендом? Но внутреннее упрямство не позволяло Эрику смягчиться. Он должен заставить Хэвиленда работать, потому что иного выхода нет.

Он выслушал гневные слова Хэвиленда в полном молчании.

- Вы говорите, это займет четыре дня? - спросил он.

- Конечно. Сетки надо полировать, если не делать заново. Вы сожгли по крайней мере целый метр. Внутренность камеры нужно очистить от мусора, которым вы ее засорили. Наверняка дня четыре потребуется.

- Значит, мы проведем испытание через четыре дня, - флегматично сказал Эрик.

4

Он был строг к себе, строг к Хэвиленду; из-за своей постоянной озабоченности стал строгим и к Сабине. Только однажды он стал мягче к ней - это было в тот день, когда им пришлось освободить квартиру.

Еще дня за три до ухода они начали относиться к своему временному жилью совсем по-другому. Незаметно, мало-помалу они от него отвыкали. Так медленно умирающий больной постепенно становится для окружающих все менее родным и близким.

Последнюю ночь Сабина провела с Эриком, но все же комната казалась им холодной и чужой. Они потушили свет, поцеловались, пожелав друг другу спокойной ночи, и еще долго молча лежали в темноте с открытыми глазами. Эрик, уставясь в потолок, пытался разгадать, о чем думает Сабина. Он старался не шевелиться, делая вид, что спит.

Казалось, целые часы прошли в молчании. На потолке светлым ромбом отражался свет уличного фонаря. Золотистые зайчики бежали по стене от каждой проходящей машины. Оба лежали без сна и мучились, и каждый так остро чувствовал страданье другого, что им казалось: лучше всего молчать. Вдруг он обнял ее, и давившая на них темнота сразу как бы растворилась.

- Тебе хочется плакать? - спросил он.

- Да что толку в слезах? - вздохнула она. - Но здесь было так чудесно, правда, Эрик?

- Лучшие дни в моей жизни, - сказал он. - Честное слово.

- Эрик... - ласково начала Сабина, как бы подготавливая его к, серьезному разговору. - Скажи, ты совсем-совсем не жалеешь, что мы с тобой жили тут?

- Что за глупый вопрос?

- Нет, ты так не отвечай. Скажи мне правду.

- Ты хочешь сказать, не жалею ли я об этом сейчас, когда нам так тяжело уходить отсюда?

- Да, именно. Ведь теперь все нам будет казаться гораздо хуже.

- Но мы были так счастливы, пока жили здесь. Мы будем вспоминать. А потом, может быть, у нас будет и собственная квартира.

- Зачем ты это говоришь? - мягко упрекнула она. - Ты же знаешь, что по крайней мере еще с год у нас не будет такой возможности.

- Я тебе говорил, что мне сказал Хэвиленд. - Эрик высвободился из ее объятий и лег на спину, глядя в потолок. - Он не отрицает, что мы можем справиться за лето.

- Только чтобы доказать тебе, как много зависит от везения.