Живи!

— Хорошо, — бесцветно ответил Влад.

Когда отец вышел и в комнате стало темно и тихо, Влад, повернувшись, посмотрел направо: свет фонаря падал точно на белые листы. Владу сейчас же захотелось разорвать их на кусочки и пустить по ветру. Роман, судьбу которого он непрестанно оплакивал, в одно мгновенье сделался ему ненавистен. Он заворочался в постели. Писательство, одобренное отцом, да еще таким вот образом, перестало его интересовать. Буду моряком, твердо решил Влад.

Но… завтра суббота. Вечером сеанс, и Волик хотел повести Еленку в кинотеатр. А Влад не явился на уроки, так и не увидел друга, не отдал стольник. Что он подумает? Наверное, решит, что Влад струсил, вот и не пошел в школу. Точно, так он и подумает! Ведь если бы он подумал что-то другое, например, что Влад заболел, он бы обязательно пришел или хотя бы позвонил. Но звонка не было. А завтра суббота, и кто знает, на что пойдет гордый Волик, чтобы раздобыть деньги на билеты.

Влад закрыл глаза и представил Волика. Тот крался по узкому карнизу к окну, ведущему в темную контору с сейфом, набитым тугими пачками. В руках Волик держал мощную дрель, на плече его болталась холщовая сумка. Он намеревался вскрыть сейф… Контора была букмекерской, точно букмекерской, потому что Волик — справедливый человек, он бы не стал грабить детский сад или магазин. Он, как благородный Робин Гуд, грабил бы именно конторы. Впрочем, Робин Гуд конторы не грабил, в Англии двенадцатого века их не было, хотя это не так уж и важно. И Волик, и Робин боролись против несправедливости.

Непроглядная темень. Снег валит с неба. Внизу железный забор, острые верхушки прутьев насквозь проткнут Волика, если он сорвется с карниза. Но Волик не боится. Ему нужны деньги для возлюбленной. Очутившись у окна, он натягивает на голову чулок, но в этот момент… о, ужас! — включаются прожекторы, и голос, стократ усиленный мегафоном, приказывает Волику сдаться.

Волик замирает на месте, он понимает — выхода нет. Он стягивает с головы чулок и презрительно смотрит на полицейских и спецназовцев в камуфляже, толпящихся внизу, на эти оплывшие жиром самодовольные лица.

С именем Еленки на устах он прыгает вниз…

Влад открыл глаза и подскочил на кровати. Он так явственно увидел эту картину, что ни о чем ином думать уже не мог. Он вертелся на кровати с полчаса, но сцена гибели единственного друга неотвязно преследовала воображение. Из комнаты отца слышался равномерный басовитый храп, и Влад решил рискнуть. Он скатился с кровати и на цыпочках пробрался в прихожую, к телефону. В полной темноте набрал номер Волика. Довольно скоро ответил заспанный женский голос:

— Але…

— Здравствуйте, госпожа Брыля. Как там Волик?

— Але? Что вы там шепчете? Говорите громче!

И Влад отважился повысить голос, хотя мог проснуться отец. Но всё же он рискнул:

— Это Влад Рост…

— Рост? Ты соображаешь, сколько сейчас времени? — Мама Волика сверилась с часами. — Почти три ночи!

— Ну… я это… Волика…

— Волик! Тебя Рост! — закричала женщина, и Влад обрадовался: Волик жив, с ним всё в порядке. И нисколько не удивился, что мать Волика позвала его. Но тут Влада как холодным душем окатило — Волик сейчас подойдет к трубке! О чем он с ним будет говорить?

— Че?.. — раздался сонный голос Волика. Влад, не найдя, что сказать, кинул трубку на рычаг и отскочил от аппарата, словно тот обернулся ядовитой змеей. Сердце трепыхалось птенцом в скорлупе, норовя вылупиться из грудной клетки. Отец, слава богу, не проснулся. Дрожа от страха, Влад вернулся в комнату, залез под одеяло и сразу уснул от пережитых волнений.

Волик отложил трубку и сладко зевнул. Мать завозилась в спальне, проворчав:

— Спать иди!

— Щас, — лениво ответил Волик и, подтягивая спадающие семейные трусы, прошлепал на кухню. Здесь при свете тусклой лампочки сидел мамин ухажер, дядя Савелий, и в гордом одиночестве распивал бутылку дешевого венгерского вина. Он вертел в руках стакан и разглядывал его на свет, с любопытством наблюдая за рубиновой жидкостью. Дядя Савелий вообще был странным: мог захохотать без всякого повода или часами наблюдать за каким-нибудь природным явлением, совершенно нелепым по мнению Волика. Сразу видно: русский.

— Папка звонил? — грустно вздохнул дядя Савелий. Родители Волика год назад развелись, но отец докучал им с матерью. Савелию это не нравилось.

— Не-е… — Волик плюхнулся на стул напротив Савелия. — Влад Рост.

— Кто такой?

— Приятель один.

— Чего ж это вам, отец, друзья посреди ночи звонят?

— Хотят и звонят… — буркнул Волик. — Он немного того… писатель, в общем. Как и вы.

— Уважаю! — кивнул Савелий и, причмокнув, выдул целый стакан. — Будешь? — Подвинул стакан Волику.

— Не… — неуверенно сказал мальчик. — Мне мама не разрешает.

— Да ладно тебе! Небось, на школьных вечеринках тайком выпиваете!

Волик понюхал стакан и поморщился.

— Не буду, — упрямо повторил он. — Это у вас в России принято детей спаивать.