Живодерня

– Сворачивали, Илюша, еще как сворачивали. А теперь мои пациенты, гляжу, предводители народа. Был такой тихий, забитый диссидентишка – мы с ним поработали и сделали из него предводителя. Предводитель народа – это, друг мой, тоже заболевание. Кандидаты в президенты – это ж наши пациенты, – срифмовал Добирман, вдохновившись. – Раньше они были тихими придурковатыми диссидентами. Это мы сделали им параноидальную шизофрению – теперь они могут управлять народом. Психушка – это, перефразируя известную поговорку, кузница правительственных кадров. Так что, Илюша, не горюй, мы, может быть, тебя, провинциального паренька, в президенты перекуем. – Александр Лазаревич снова провел рукой по своей шевелюре. – Если говорить начистоту, то психиатрия наука потомственная. Это знают немногие, но профессия эта передается по наследству. Даже при поступлении в мединститут всегда спрашивают: а не было ли у вас в роду психиатров? И если в психиатрии были ближайшие родственники, особенно по материнской линии, то такому в психиатрию открыта широкая дорога. О, если б ты знал, Илья, какие тайны переходят по наследству от одного врача к другому! Это самое отделение я получил от отца, работавшего в сталинскую эпоху, а его отец, мой дед, стоял у истоков нашей советской психиатрии. По наследству передаются и пациенты вместе с их тайнами. Психиатрия – закрытая наука. Врач несет ответственность не только перед государством, народом, но и перед семьей. А ведь семейные тайны на люди не выносят. Поэтому приходится менять фамилии, скрываться. Вот внук у меня родится, фамилию матери возьмет. Лет через двадцать тебя ему передам. Если ты, конечно, не вспомнишь.

– Через двадцать лет… – прошептал Илья.

– Так что раскрываю я тебе, Илюша, наши семейные секреты только для того, чтобы ты положение свое осознал хорошенько и чтобы знал, что за двери больницы наши с тобой проблемы никак выйти не могут. Сор из избы, сам знаешь…

– Так, что же – вы потомственный психиатр, а знания, накопленные предками, применить не можете. Сделайте, чтобы я вспомнил.

– Если бы потребовалось, Илюша, чтобы ты забыл, это мы сделали бы в два счета. А тем, чтобы вспомнил, раньше не занимались – не требовалось. Поэтому мы будем пользоваться новыми научными разработками.

– Могу я спросить, почему вы не взяли меня раньше, а следили так долго? Китайцев частями подбрасывали.

– Я могу тебе ответить: следили по моему требованию. Я должен был получше узнать тебя. Психиатрия – наука сложная. Чтобы понять пациента, нужно видеть его не только за решеткой, но и в среде обитания. Считай, что мы тогда уже работать начали. А путаница из ваших друзей, это не мое, это Китаец устроил. Он человек веселого нрава.

– Послушайте, неужели там такие уж несметные богатства? – спросил Илья, пожав плечами.

– Где? – Александр Лазаревич смотрел на него, явно не понимая.

– Ну, под землей, у чуди, раз из-за них столько хлопот.

– Там есть богатства? – насторожился психиатр. – Расскажи, что ты помнишь. Какие богатства? Сейчас мы сделаем тебе укольчик…

Он полез в стол.

– Нет, подождите, это я только предполагаю, что там должны быть богатства, саркофаг Гомера, мне Малюта говорил.

– Ах, вот оно что. – Александр Лазаревич задвинул ящик стола и ухмыльнулся. – Да, молодой человек, там богатства и власть. Над всей страной и, быть может, даже над миром. А Малюта слышал звон… Итак, я приятно провел время в беседе с тобой – лечение начнем прямо сейчас. Ты, Илюша, не бойся. Мы тебя беречь будем.

Он нажал кнопку, вмонтированную в ножку стола. Дверь открылась, вошел Чукча.

– Проводи в процедурную.

Александр Лазаревич роста оказался среднего и фигуру имел комически нескладную: нелепо длинные руки, очень узкие плечи, размер же ботинок был не меньше сорок пятого.

Оказалось, что из кабинета маленькая дверца рядом с вешалкой, на которой висели белые халаты, вела в другую комнату, которая имела табличку "процедурная".

В ней было множество аппаратуры, компьютер, красивое ложе в центре помещения привлекло особое внимание Ильи, предположившего, что сюда его положат для исследования. Так и случилось. Чукча, при докторе бывший с Ильей очень предупредительным и даже ласковым, пристегнул ему руки и ноги специальными, предусмотренными для этой цели ремнями.

– Больно не будет, – говорил Александр Лазаревич, щелкая тумблером. – Если только самую малость.

Он прилепил к телу Ильи и к голове какие-то присоски с проводочками. Дверь открылась, вошел еще один человек в белом халате. Он тоже был, как и Александр Лазаревич, рыжий и такой же нескладный, да и лицо лошадиной формы, только помоложе.

– Уже начали? – спросил он, подходя к компьютеру.

– Это доктор нашего отделения – Михаил Александрович Пинчер, – представил Александр Лазаревич.

"Знакомая фамилия, где-то я ее уже слышал", – подумал Илья. Ему было и интересно, и страшно. Он внимательно следил за действиями врачей.

Конечно, будь у него выбор, он бы ни за что не согласился на эти исследования. Но выбора ему не предоставили. Оставалось только смириться с положением узника, а там будет видно!..